Алекс Тарн - Летит, летит ракета...

Наверху все шло как бы понарошку, для отвода глаз, неизвестно для чего. Главные события происходили внизу, в песке туннеля, в потной и плотной последовательности пройденных метров; даже само слово “происходить” было обязано своим происхождением слову “проходка”.

Они копали бы так целую вечность, пока не умерли бы, вынутые из процесса временем и песком, подобно выдаваемым на гора мешкам, подобно выработанному песку и выработанному времени. Но со временем, а точнее, на определенном этапе проходки в туннеле стала появляться вода, и землекопам пришлось взять вверх, к более сухим пластам.

Выталкиваемые водой, они забирали все выше и выше, пока, наконец, лопата дежурного проходчика не провалилась в пустоту. Яркий свет хлынул в образовавшееся отверстие. Дежурный, косматый и мосластый старик, копавший всегда в одиночку, сел, отложил лопату и пощелкал уродливым ногтем крестьянина и землекопа по микрофону переговорного устройства.

— Эй, кто там, — сказал он, дождавшись ответного щелчка. — Похоже, мы куда-то докопались. Давайте все сюда.

Они вышли из туннеля один за другим, все восемнадцать, и остановились, моргая ослепленными глазами.

Прямо перед ними сияло тихое послеполуденное море. Сзади вздымали свои плавные линии улыбчивые дюны. Сверху припекало; направо и налево, насколько видит глаз, расстилался тихий безлюдный пляж с редкими пальмовыми деревьями. Снизу лежал песок — мелкий, белый и сухой. Седой землекоп наклонился, взял горсть и сказал своей партнерше по смене:

— Такой много не накопаешь — с лопаты осыпается. И крепить трудновато.

— Зато таскать легче, — возразил щуплый женственный парень. — Сухой потому что.

— Сухой, сухой… — усмехнулась блондинка лет сорока. — Вон воды сколько, не видите? Здесь сухой, там мокрый…

Она скинула рабочую обувь и пошла в море, туда, куда уходил песок. И остальные потянулись за нею, все вместе. Теплая вода приняла их ласково, держала и гладила волнами, как гладят малых котят. Когда ноги оторвались от песка, они поплыли вперед, к солнцу, все еще жмуря отвыкшие от света глаза. Впереди, сильно загребая, плыл косматый проходчик; за ним поспешали два азиата и пожилая пара крестьянского вида. Плыли блондинка лет сорока и ее ровесница-брюнетка, плыли лысый старикан и женственный юноша, плыли две девушки, плыла еще одна пожилая пара, плыл мужчина с длинными волосами, собранными в косу на индийский манер.

Их головы долго еще маячили на воде, пока не слились с мерцающей рябью моря. На берегу остались лишь парень в инвалидном кресле и темноволосая красивая девушка, державшая за руки двух четырехлетних близнецов, которые пока еще не умели плавать.

— Эй! — сказала девушка. — Мы остаемся. Вставай и пошли.

Парень встал с кресла и несколько раз присел, разминая затекшие ноги. Девушка не удивилась. Дети дергали ее за руки, стараясь вырваться. Им хотелось в воду.

— Пусти! Пусти!

— Пусти их, пусть поплещутся, потом пойдем… — сказал парень. — Дети, как вас сегодня зовут?

— Став! — хохоча, прокричала на бегу девчонка.

— Это я Став! — откликнулся мальчик, устремляясь за нею. — Я Став! А она Авив! Авив!..

Авив. Авив?

Бейт-Арье, ноябрь 2008 — февраль 2009