Она резким жестом откинула занавеску. К удивлению малышей, за нею оказалось вовсе не окно, а большой портрет усатого дяди в блестящих сапогах и военном кителе с красивыми значками на груди. В руке дядя держал дымящуюся трубку. Дежурная воспитательница глубоко вздохнула и благоговейно поцеловала портрет. Лицо ее светилось.
— Это, товарищи, вождь трудящихся всех стран, защитник мирного труда, товарищ Сталин, — сказала она. — И поэтому мы любим его больше всего на свете. Кто из вас хочет поцеловать товарища Сталина?
Хотели все. Еще бы! Любовь к труду и трудящимся выглядела в глазах малышей крайне неопределенным понятием. Любовь к родителям исключалась вовсе ввиду отсутствия таковых. Пока еще непонятная и неизвестная малолеткам взрослая любовь сводилась в матаротской коммуне к инвентарным сношениям в нерабочее время. В результате товарищ Сталин, а вернее, его портрет, представлял собой единственно возможный конкретный объект любви в радиусе доступного мира. Поцеловать товарища Сталина хотели решительно все.
Воспитательница поочередно брала малышей на руки и поднимала их к портрету на уровень сапога. Когда дошло до Хилика, вредная Роза продержала его на руках дольше других — видимо, искала, к чему бы придраться. Даже украдкой понюхала его макушку — наверняка, только для того, чтобы упрекнуть потом в излишней вшивости. А какая у него могла быть излишняя вшивость, какая? Не больше, чем у других, хотя, конечно, и не меньше.
Но и эти досадные неприятности не помешали Хилику проникнуться торжественностью момента. Он нежно поцеловал товарища Сталина в сапог, и даже не один раз, а трижды, чем долго потом хвастался перед товарищами. Те завидовали, изо всех сил стараясь не ревновать. По словам дежурных воспитательниц, ревность являлась пережитком чувства С и подлежала безжалостному искоренению. Кроме того, товарища Сталина, как солнца, с избытком хватало на всех.
А уж его забота о защите мирного труда представлялась и вовсе неоценимой ввиду соседства матаротской коммуны с веселыми жителями Полосы. Как уже отмечалось, полосята больше всего на свете любили позабавиться. Сначала они заигрывали с новыми соседями по мелочи: то птичник спалят, то тракториста застрелят. Матаротцы шуток не понимали, ходили жаловаться к полосячьим властям. Слушая эти жалобы, власти надрывались от хохота: ведь ничто так не смешит человека с развитым чувством юмора, как полное отсутствие этого чувства у других.
Когда матаротцы поняли, что жалобы не помогут, они написали письмо товарищу Сталину. Ответ пришел почти сразу. Главный защитник мирного труда советовал сходить к полосячьим властям еще один, самый последний раз и, сурово насупив брови, предложить им сдаться. На общем собрании матаротцы выбрали двоих самых густобровых и отправили к полосятам со сталинским предложением.
На этот раз со смеху помирала вся Полоса. Как всегда, народная полосячья радость нашла свое выражение в полосовании ночь напролет. Самым шустрым беженцам достались парламентерские брови, но и те, кто бегали с внутренностями, в обиде не остались.
В Матароте снова сели за письмо. Второй совет товарища Сталина звучал коротко и ясно: “Если враг не сдается, его уничтожают”. К совету прилагалась посылка: десяток карабинов “курц”, два пулемета МГ-34 и много патронов к ним.
Следующая делегация, отправившаяся в Полосу из Матарота, состояла из четырнадцати человек разной степени бровастости. Навстречу им высыпал весь Хнун-Батум, в жилах которого еще не остыл праздничный огонь недавнего полосования. Полосята нетерпеливо переминались с ноги на ногу, с руки на руку перекладывали спортивные разделочные ножи. Не доходя примерно ста метров, матаротцы вдруг остановились и легли на землю, что было закономерно воспринято хнун-батумцами как добровольное приглашение на разделку. Полосята ринулись вперед, торопясь урвать лучший кусок.
То, что произошло дальше, получило в позднейшей полостинской историографии название “какбы”. Коварные сталинисты из Матарота “как бы” соглашались на разделку. Они сделали вид, что “как бы” не понимают шуток. Они “как бы” приветствовали гостеприимных, ничего не подозревающих полосят, радостно бегущих им навстречу. А на деле… на деле…
На деле никогда еще, за все время своей истории не видывал Хнун-Батум такого количества готового сырья для полосования. И это само по себе являлось бы хорошей новостью, когда было бы кому использовать привалившее счастье по назначению. Увы, никто не бежал по кривым улочкам городка, радостно потрясая свежими внутренностями, никто не воздевал в приветливое небо дымящиеся кровью руки, никто не сжимал в кулаке восхитительно склизкий, только что вынутый глаз, никто не крутил на указательном пальце еще теплое, только что отрезанное ухо, выдранную ноздрю, оторванную мошонку…
Читать дальше