Алекс Тарн - Квазимодо

— «Там где-то. Ушел, падла. Вдвоем нам его тут не сыскать. Хотя я вроде зацепил его напоследок, в ногу. Вон кровь, видишь?»

— «Ага. Будем вызывать группу?»

— «Ты что, сдурел? Хочешь без отпуска остаться? Да и засмеют. Скажем: проверили документы и отпустили.»

Башар кивнул: «А и верно. Умный ты, Эди.»

«Зато ты быстрый, — съязвил напарник. — Пошли, водички попьем, бегун. Тут где-то киоск был, я помню.»

Они закурили и, не торопясь, вышли из тупика.

Зияд пришел в себя и сразу все вспомнил, но глаза открывать не стал. Торопиться ему теперь некуда. Увидят, что глаза открыл и возьмут в оборот… Интересно, били ли его, пока он пребывал в отключке?.. и если били, то много ли переломали? Стараясь не шевелиться, он подвигал мышцами груди и живота… нет, ребра, вроде, целы. Значит, пока не били, оставили на потом, как придет в сознание; еще одна причина не открывать глаза. Одно странно — тишина эта… на участок не похоже. А может, он в камере? Посмотреть, что ли?.. — нет, хре?на вам я глаза открою, вот еще, нашли дурака.

Однако, надо же, все-таки зацепил его этот сволочной блондин, в последний момент зацепил! Еще бы немного, совсем чуть-чуть — и ушел бы. Лежа с закрытыми глазами, Зияд еще раз, как вживую, пережил эту решающую секунду, когда, уже оттолкнувшись для прыжка за угол, он вдруг ощутил резкий толчок в правую ногу, пока еще совсем не больный — просто резкий толчок — и только потом услышал выстрел, и даже не сразу связал два этих события. Не сразу, да… А потом-то, когда приземлился там, за углом, потом-то уже нечего и связывать было… потом-то уже боль эта адская все связала, скрутила по рукам и ногам… да… особенно, по ногам. Тут-то он и понял, что — все, отбегался Зиядка… прощай, отец, и семитрейлер «Вольво» прощай, новый еще совсем семитрейлер, жить и жить ему еще… и жены — прощайте, жены… тоже хорошие, совсем еще молодые жены, дрючить их еще и дрючить… и дети… расти вам без без батьки… ничего… как-нибудь…

Он еще доковылял по инерции до конца короткого тупика, ухватился за кирпичную стенку, даже приподнял раненную ногу — перелезть… и тут — нет удачи, так до конца — разломился прямо под руками кусок чертовой турецкой штукатурки, рассыпался, гад, как последняя надежда, и рухнул он, Зияд, навзничь на камни, ударившись сначала раненной ногой, как обнаженным нервом, а потом, напоследок, еще и затылком. И тут уже, слава Всемилостивейшему Аллаху, избавил Он Зияда от страданий, лишив сознания, предав его за грехи его в сильные руки супостата. Что ж…

Скорбный ход зиядовой мысли прервался отчетливым звуком рычания прямо над ухом. Собака? Паника охватила Зияда. Он недооценил жестокость своих врагов — они собирались травить его собаками. Прикрыв лицо руками, он отчаянно дернулся в сторону от страшного рыка и открыл глаза. На него смотрели человек и собака. Собака — злобно, угрожающе щеря блестящие белые клыки. Человек — с каким-то неприязненным любопытством. «Кто вы?» — спросил Зияд на иврите.

Человек слегка поклонился и ответил на незнакомом языке: «Миша. Квазимодо.» Помолчал и добавил уже понятно: «Не бойся, ты в безопасности. Солдаты ушли. И пес тебя не съест, он на диете. Пока… Давай-ка посмотрим, что у тебя там с ногой.»

Он незнакомца шел отчетливый запах врага. Квазимодо сильно фыркнул, выгоняя из ноздрей противную вонь замешанного на оливковом масле пота, но та не уходила, липким облаком заполнив весь их, такой уютный, подвальчик. Зачем хозяин притащил сюда этого типа? Хорошо еще, что он ранен… в таком состоянии справиться с ним будет намного легче. Впрочем, справились бы и так… оружия-то на враге не было. Сначала надо парализовать ему правую руку, вон там, у локтя, а потом ухватиться за левую и тащить наружу. Проще простого. Пес снова зарычал, напрягся, низко опустил голову, прикрывая горло, и сделал полшага вперед на прямых ногах.

«Квазимодо! — Мишка ухватил его за пушистый загривок и тряхнул. — А ну кончай! Что это ты так раздухарился? Марш в свой угол! Место!»

Он сердито ткнул рукою в угол. Пес неохотно подчинился. Хозяина надо слушаться, даже если сначала кажется, что он совершает совсем неправильные поступки. Даже если эти поступки кажутся неправильными и потом, пусть даже очень долго. Даже если за эту неправильность позднее приходится платить слезами и страхом, болью и кровью. И хорошо еще, если платит собака — такая уж у нее работа, ничего тут не поделаешь… но иногда случается, что платить приходится хозяину, и это самое ужасное. Нет ничего хуже, чем когда хозяину плохо, а ты, собака, не можешь его защитить. Это уже просто ни в какие ворота не лезет. Потому что на земле есть порядок, и у каждого существа в этом порядке есть свое назначение, и без этого назначения — кому оно, это существо, нужно? Назначение собаки — защищать хозяина и все, этим все сказано, ни прибавить ни убавить. Наше дело лохматое.