Хосе Сомоза - Дама номер 13

«Да нет же, это твое дело. Вне всякого сомнения – твое».

Он разглядел цифры на своих часах. Пять минут двенадцатого. Где-то настойчиво ухала сова, о чем-то спрашивая. Бальестерос старался во всем разобраться.

«Конечно, это твое дело».

Подумал о своих пациентах. Подумал о детях. Вспомнил Хулию. Каждую ночь он вспоминает о ней, и эта не станет исключением. На ум пришло, что, возможно, он вот-вот воссоединится с ней, и весьма вероятно, что именно за этим он сюда и явился. «Но все же, – задавался он вопросом, – где же помещается небо или рай в том мире, в котором правит случай с помощью стихов? Где место Бога, Хулия? Тебе-то это уже известно? »

Вера его давно уже превратилась в некую далекую и светлую точку, как звезды, рассыпавшиеся перед глазами. Он прижал к груди ружье, веря только в то, что он сможет хорошо исполнить задуманное, что сделает то, что должен сделать. А если что-то пойдет не так… Что ж, он уверен, что вновь окажется рядом с Хулией, где бы она ни находилась.

В своем одиноком ожидании Бальестерос сказал жене, что по-прежнему любит ее.

– А в чем заключается ритуал Отторжения?

– Он достаточно сложен. Прежде всего читается филактерия Устранения, но наоборот – чтобы Активировать имаго, другими словами, чтобы вернуть ему первоначальные права…

– Вернуть права? Но в таком случае Акелос…

– Физически Акелос мертва, и поэтому возврат ей прав не будет иметь никакого значения. Если имаго не Активировать, ритуал не сработает, потому что Отторжение не может производиться над Аннулированными имаго. И только потом начинается сам ритуал. Читаются специальные стихи, еще их изменяют. Иногда их читают с конца. Это может длиться больше часа.

Мужчина посмотрел на нее и кивнул:

– А когда вступишь ты?

– Чем раньше, тем лучше. Нужно не дать шабашу объединить свои силы. С течением времени он становится все сильнее.

Он снова кивнул и сжал ее руку. Она адресовала ему быстро угасшую улыбку, решив, что он хотел ее подбодрить. Но она в этом не нуждалась: внутри дрожала каждая жилка – чистое напряжение, чистая жажда мести. Она была уверена, что для нее настал момент или полностью пробудиться, или навсегда уснуть. Она сделает это не для того, чтобы отомстить за Акелос, хотя ее подруга была унижена и оплевана так же, как и она сама. И даже не для того, чтобы отплатить Саге за тот ад, в который она превратила ее жизнь, за каждый крик боли, которыми измерялось для нее время с тех пор, как та взяла власть, за надругательства и оскорбления, которым ее подвергла Сага, за филактерию у нее на спине, превратившую ее в красивую глиняную куклу.

Нет. Превыше всего остального, она сделает это за него и за то, что Сага сотворила с ним.

В этом заключалась ее ошибка. Самая серьезная ошибка.

И пока Ракель ждала в кустах, всматриваясь в темноту, она думала о том, что именно это по-настоящему дало ей силы, чтобы овладеть стихом-кинжалом и захотеть воспользоваться им.

«Твоя ошибка. Твоя огромная ошибка».

Она попыталась расслабиться. Знала, что у нее лишь один шанс. Разработанный ею план был рискованным: серьезно ранить Сагу. Убить ее телесную оболочку. Она понимала, что уже ничего не может сделать для спасения своего сына, но если дама номер двенадцать падет, месть ее достигнет своей цели. Она ничего не потеряет, предприняв эту попытку, по крайней мере ничего, что имело бы для нее значение, а если повезет, то добьется успеха. Ей нужен шанс. То, что произойдет потом, было ей глубоко безразлично.

При том условии, что клинок, который она держит во рту, достигнет своей цели, остальное не имеет для нее значения.

Что может ей помешать? Что?..

Она предчувствовала некую угрозу – столь же безмерную, как ночь, сомкнувшаяся вокруг них.

И все же, если этот стих выполнит свое предназначение, она сможет умереть спокойно.

Некая мысль пыталась оформиться у него в голове. Как раз та часть головоломки, которой не хватало. Но сформулировать ее никак не получалось.

Сидя на темной траве и глядя в небо, он вдруг обратил внимание на облако, похожее очертаниями на льва с разинутой на луну пастью, словно лев собрался ее заглотить. Рульфо фантазировал: что, если звезды – это остатки проглоченной львом и потом вышедшей у него из-под хвоста луны? Млечный Путь был отчетливо виден в морозной черноте. Какое-то время он на него глядел. Мирная сыпь далекого-далекого света. Вокруг было тихо, ни звука. Насекомые от такого холода померзли или заснули. Девушка, казалось, даже не дышала, словно и она впала в зимнюю спячку: сидела на корточках, ни на что не опираясь, не отрывая взгляда от лужайки. Луна зашла за облако, и ее прекрасное лицо словно укрыла вуаль. Густые черные волосы развевал ветер.