Хосе Сомоза - Дама номер 13

И осторожно выстрелила ими, прежде всего заботясь об аллитерации.

Наконец решила, что готова произвести некое воздействие. Отправилась на кухню и принесла оттуда стеклянный стакан. Опустила его на стол и встала на колени. После нескольких проб метнула слова. Не произошло ничего, но она не была разочарована. В цель она не попала, но точно знала, что слова прошли путь . Она предприняла еще одну попытку, но на этот раз ей не удалось придать строке силу. Еще одна попытка и еще, без остановки, число их перевалило за сотню, и все с тем же результатом, пока усталость, боль в горле и отчаяние не заставили ее отступиться.

Она согнулась, царапнула пол. Ведь знает, что может это сделать, знает, что в конце концов этого добьется, но охватившее ее отчаяние было безграничным, как у спортсмена с олимпийскими медалями в прошлом, который внезапно понимает, что максимум, на что он способен, – это ходить.

Рульфо пришел под утро. Обнаружил ее бледной, в поту, блуждающий взгляд за спадающими на лицо волосами, без единой нитки на теле. Она была похожа на опасного хищника.

– Тебе нужно все бросить и немного отдохнуть. Уже очень поздно.

– Нет… – Она едва могла говорить: боль в горле гасила голос. – Нет…

Она уже приняла решение сконцентрироваться на чем-то одном.

«Думай о нем. Думай о том, что она с ним сделала».

– Ракель…

– Уходи.

Вновь оставшись одна, она устремила взгляд на стоявший на столе стакан.

«Думай о том, что она тебе сделала. Как она заставила тебя на это смотреть».

И собралась с силами, чтобы метнуть стихи. С двенадцатой попытки стакан сдвинулся на несколько сантиметров. Только после этого она оделась и решила отдохнуть.

В субботу на рассвете она вернулась на улицу Ломонтано. И часами декламировала свой маленький кинжал, пока не почувствовала его своим. А потом (думай о…) рассчитала дистанцию (том, что она сделала), набрала в грудь воздуха и запустила стих с небывалой силой.

Стекло брызнуло осколками.

«Путь свободен», – подумала она, успокоившись.

И уже собиралась отключиться от этого видения, когда увидела это. Малюсенькая пустота, едва заметная червоточинка, некий изъян, похожий на результат работы крохотной гусеницы или след челюстей термита. И шло это от одной из сестер. Это был доступ снаружи . От кого?

Взгляд немигающих глаз просочился в эту червоточинку, в этот едва заметный туннель, и все увидел.

Она едва могла в это поверить! Ракель и вместилище смогли найти возможность выгнать даму номер тринадцать и заставить ее дать им доступ. Но как? Неужели только с помощью посланных Акелос снов? Нет, это доказательство того, что Ракель восстановила что-то еще, не только память, что практически невозможно. Уже нет сомнений в том, что кто-то ее предал.

К счастью, она вовремя это обнаружила.

Она быстро продекламировала другой стих и, прежде чем тело Жаклин испустило дух, корчась от нестерпимой боли, заставила гвозди исчезнуть, а раны закрыться. Затем активировала филактерию из Овидия, которая была нанесена на ее левое предплечье, и ни на коже, ни внутри организма не осталось следа от только что перенесенных мучений.

Жаклин вышла из рапсодома как была – из одежды только символ Саги, без улыбки на губах, с широко открытыми глазами. С помощью короткого стиха Неруды стерла в пыль всех посторонних, что в тот момент работали в доме, и всех окружавших ее живых существ. Ни пламени, ни воплей, ни боли. Просто-напросто весь обслуживающий ее персонал, все домашние животные и те мелкие создания, которые летали, бегали или ползали в саду или в доме, превратились в аморфное, мягкое на ощупь вещество серого цвета. После этого она призвала Маду.

– Кто-то меня предает, – сказала она. – Время доверия закончилось.

Продекламировала Шекспира – и Маду лопнула на ее глазах, как спелый фрукт.

Немного успокоившись, принялась думать, что теперь предпринять.

Ракель и посторонние уже не были чем-то банальным. Они становились угрозой, пока что небольшой, но внушающей беспокойство. Необходимо покончить с ними до начала ритуала.

И она созвала сестер.

Субботним вечером Рульфо с девушкой сидели в столовой и ждали, пока Бальестерос сходит в гараж, чтобы отнести в машину то, что было решено взять с собой. На ее лице трудно было увидеть что-либо, кроме красоты, но в глубине глаз Рульфо смог увидеть нечто определенное. И понял, в чем дело. «Теперь она при оружии».

– Ты знаешь, куда нам нужно отправиться?