– Всё руки не доходят, – извиняющимся тоном сказала появившаяся из недр квартиры Илюшина мама и радушно раскинула пухлые, крепкие объятия. – Мариэтта Ашотовна. – Круглая, маленькая, усатая жгучая брюнетка страстно прижала Аллу к себе, крепко взяла за руку и уже не выпустила из-под своих когтистых крыл ни на минуту.
За обедом убийственное или убойное радушие и гостеприимство армянской мамы оттенялось молчаливой, смахивающей на лунатизм меланхоличностью бледного, с вытянутым лицом русского папы Андрея Александровича. За столом сидела еще бабушка Ильи, папина мама. Старая-престарая, сухая, как пергаментный лист, по всей видимости слепая и немая после инсульта, вся сосредоточенная на перебирании и щелкании целлофановых пупырышков на прокладке от шоколадных конфет. Все отношения с миром у нее были порваны. Жизнь сосредоточилась на кончиках пальцев.
Когда в разговоре за столом возникала естественная пауза, это легкое хлопанье под проворными пальцами отрешенной старухи было печальным и немного жутким.
– Наша бабуля, хотя ничего не говорит, любит компанию. Мы стараемся не оставлять ее одну и обедать вместе, – с нежностью глядя на страшную старуху, объяснила Мариэтта Ашотовна и поправила той сбившуюся прядь тусклых седых волос. – Она у нас умничка.
Старуха от этих слов начала давить пупырышки еще быстрее, отчетливо нажимая на каждый, словно одобряя ласковость невестки. У ее ног сидела такая же старая облезлая дворняга в клочьях шерсти и время от времени цыкала одним оставшимся кривым желтым клыком.
«Боже, почти как Наина Киевна у Стругацких, – хмыкнула Алла. – Ну и компания собралась. Древняя карга со старой дворнягой; пыльная, заваленная хламом, квартира; хозяин, похожий на печального вампира, и хозяйка, пышущая жизнью, которую она высосала у кого-то накануне. Надо будет повесить у себя в комнате над дверью головку чеснока, если останусь тут ночевать».
Конечно, это была шутка. Выглядело все немного нереально, и тем не менее вселенная Ильи была теплой, уютной, хоть и пыльной. Возможно, именно из-за доброй атмосферы домочадцы, их вещи и коробки и жили так долго.
После обеда они все вышли прогуляться. Илья вел собаку, которая хрипела и шаркала когтями по тротуару. Родители чуть от них отстали. Алла вежливо оборачивалась, чтобы те не почувствовали себя брошенными. Куда там! Они с удовольствием оглядывали давно известные окрестности. Оба нарядные и довольные. Он – длинный, бледный Пьеро, она – маленькая, жгуче черная кубышка Мальвина. Парочка с карикатуры или из цирка. Мариэтта Ашотовна оживленно рассказывала что-то мужу и храбро устремлялась всем телом вперед, семеня коротенькими шажками. Андрей Александрович чуть отставал от супруги и нес в руках ее маленький дамский ридикюль.
Только теперь Алла обратила внимание, что они довольно пожилые. «Наверное, Илья, как и я, поздний и единственный ребенок… Впрочем, какая же я поздняя и единственная, если у меня два брата и молодая мама! Чур меня! – Алла впервые тепло подумала, что у нее есть братья, которые, судя по фото, живут в просторном, светлом, хай-тековском доме. – Вот уеду к ним и буду жить в большой, пустой, белой комнате», – вдруг решила она. – Смешно». Просто ей не хотелось быть похожей на Илью.
– Слушай, ты такой темненький и кучерявый, вылитый армянин. Даже странно, что ты Скворцов. Все думают, что ты специально взял мамину фамилию.
– Теперь видишь, что нет? Впрочем, сама знаешь, бьют по морде, а не по фамилии. И что ж мне теперь делать? Обидеть отца и стать из Скворцова Скорцовяном?
– Или Скворцовичем, – хихикнула Алла.
– Хочешь, чтобы я взял двойную фамилию? – добродушно рассмеялся Илья.
Проблемы еврейства и армянства его почему-то не задевали. Его, полукровку, не задевали, а Аллу – русскую с головы до пят – заедали по полной. Она на секунду задумалась и выловила из памяти, что ее бабушка всегда повторяла: «Главное, деточка, не выходи замуж за злого и за еврея». «И что ж я не догадалась спросить ее почему… Ладно, проехали».
Подковырка не удалась, и Алла переключила раздражение на собаку. Она бы постеснялась с такой выходить, а Илье хоть бы хны. И здесь его не подначишь! Алла снова покосилась на родителей. И эти люди, эта карикатурная парочка, веселая коротышка и печальная жердь – большие шишки в областной прокуратуре? И как они смогли подсадить своего сына на юрфак? Как это возможно?
У Ильи были старые родители и старая собака, и старая бабка, и старые вещи в квартире. Рядом с ними все долго жило. Как милая сердцу ветошь. И Алла вдруг подумала, что если она зацепится за Илью и заблудится в его вселенной, то будет жить затхло и вечно. А сам этот доброжелательный до раздражения мальчик-рыцарь не жилец в мире неона и стекла, стёба и кокса. Что он будет делать в Москве? И словно отвечая на ее мысли, Илья вдруг сказал:
Читать дальше