Дмитрий Вересов - Возвращение в Москву

– Умолкни, инструмент неразумный! – пристукнул по столу Евгеша и обернулся к собутыльникам: – Надобно вам заметить, друзья, что с позиции инструмента действия его хозяина могут выглядеть сомнительно…

– А и чур с ним, – весело захрюкал один из «оголтелых алкашей», – лишь бы на производительность не влияло.

– А как там у тебя с производительностью-то, Колян? «Инструмент» еще по рукам не пошел? – ехидничала Людмила. – Нюрка твоя еще на сторону не бегает за производительностью?

– Язва, – хрюкнул Колян. – Язва и язык твой поганый. Ты, Евгеша, вставь своей бабе фитиля.

– Неужто вставишь, Евгеша? – ерничала Людмила и все оглядывалась на Юру, подмигивала, чтобы, не дай бог, не принял всерьез острых разговорчиков и не сбежал. Но остановиться и помолчать у нее не получалось. Она словно на сцене выступала. – Неужто и на моей улице праздник будет?

– Во-от! – потрясал указательным пальцем Евгеша. – Во-от! Убогое создание! Одно на уме! Чуть что, уж хвост оттопырен. Правы были братья наши во Христе Яков Шпренгер и Генрих Крамер, когда свидетельствовали: «Нами установлено (после точной проверки материала), что женщины имеют недостатки как в душе, так и в теле». Уж они-то знали все об этих ведьмах. И написали книгу всех времен и народов под названием «Молот ведьм». Молотить их, плющить… Милка, собирай по кастрюлям, по буфету, что осталось, и тащи домой. Я следом пойду, устал что-то…

Людмила оглянулась на Юру, и, только что боевая и языкастая, словно ушки прижала в униженной мольбе, вся – вопрос.

– Она-то пойдет домой, – внятно сказал Юра. – Ты же, Евгеша, пойдешь кино крутить в Дом культуры, пока не уволили. Пойдешь. Крутить. Кино. А то тебе Колянова Нюрка обещала уши пооборвать или еще что. Скучно женщине: ни Коляна, ни кино. А Людмилу я провожу, и ты у нее появляться не смей. Она моя невеста, и скоро мы поженимся.

– Дела-а, – нарушил воцарившуюся после Юриного заявления тишину Колян. – Наших бьют.

– Разврат, – постановил Евгеша и зажал в кулаке недопитую бутылку. – Пойдем выйдем, – обратился он к Юре.

– Уверен? – спросил Юра.

Евгеша уверен не был. Отнюдь. Прочие заерзали, вроде бы готовясь к атаке, но так и не сподобились, убоявшись Юриной готовности сражаться. Кому охота по ушам получать за чужую-то бабу?

Но на том конфликт и заглох. Людмилин Евгеша-кино-механик был супружески низложен, изгнан, и дух его из квартиры выведен тщательным проветриванием и влажной уборкой с хлором, а поношения и сплетни, которые он распускал по поселку, приходилось, что поделаешь, терпеть. Однажды, по распитии какого-то пойла, начиненного не иначе как героином, науськанный членами ООА Евгеша предпринял довольно агрессивную и даже вооруженную (кочергой) попытку вновь утвердиться у Людмилы. Не за какой-либо надобностью, а из принципа. Но Юра, прознав о Евгешиных намерениях от сочувствующей Нюрки, попытку Евгеши жестко пресек, и чуть было не вышла ему, осужденному, неприятность, так как Евгеша куролесил по поселку, демонстрируя всем следы насилия, учиненного Юрой, то бишь синяк на скуле.

О прочих телесных повреждениях Евгеша сообщал, что освидетельствованы они в приличном обществе быть не могут, а потому останутся, конечно же, вехой его мученичества, но – легендарной, не подтвержденной документально. При этом он (когда не забывал) подчеркнуто демонстрировал раскоряченную походку и приставал что ни день к менту Липскому, требуя, чтобы Юру «за членовредительство» посадили в тюрьму и заточили в кандалы. Устные заявления Липский игнорировал, а письменно заявлять Евгеша боялся. Потому что, где заявление, там и следствие, где следствие, там и суд. Суда же Евгеша не хотел, по суду его в свое время выслали за сто первый километр, чтобы он своей пьяной образиной не порочил светлый образ Москвы перед иностранными посетителями ресторана гостиницы «Россия», где он имел обыкновение гулять с гостиничными девками, когда был при «капусте». Воспоминания о суде были неприятные, и он отвязался наконец. Впрочем, сделал попытку громогласно злословить и клеветать в общественном месте, в Доме культуры, перед киносеансом, воспользовавшись служебным положением, но был освистан публикой, которая жаждала голливудского боевика, а не подробностей семейной драмы местного значения.

Через два месяца после подачи заявления о намерении заключить законный брак, как положено, Людмила и Юрий расписались в поселковом совете. Свидетелем присутствовал начальник зоны Тимур Семенович Куштан. Свадебным подарком Юре стало постановление о его досрочном освобождении в связи с амнистией по непонятным делам, подобным Юриному. Семеныч, надо сказать, хлопотал, иначе Юре воля могла бы и не выйти.