Ярмолинец Вадим - Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»

Виктор Петрович, сообщнически улыбаясь, протянул мне руку.

– Очень приятно.

– А что вы курируете? – поинтересовался я.

– Виктор Петрович теперь будет курировать работу ОМК, и я умышленно тебя знакомлю с ним, потому что это тот человек, с которым имеет смысл обсудить твою идею о создании клуба коллекционеров пластинок.

– Вы интересуетесь музыкой? – спросил я.

– У меня самые разносторонние интересы, – с энтузиазмом заверил меня Виктор Петрович. – Книги, музыка, все, что занимает нашу молодежь.

– Что ты будешь пить? – спросил Гончаров. – Какой-то коктейль?

– Коньяк.

– Ты?

Они уже были на ты.

– Водочки бы.

– Со льдом?

– Лучше с огурчиком.

– Ты что Витя, откуда здесь огурчики? Это же культурное место, молодежное кафе!

Гончаров обернулся в поисках официантки, и тут меня ждал второй сюрприз за вечер. Я увидел Лизу. Она стояла у столика, за которым сидел очень смуглый молодой парень с шапкой курчавых волос. Одной рукой она держала снизу поднос, второй придерживала стоящий на нем бокал, готовясь поставить его на стол. Парень, подавшись к ней и тыкая себя пальцами в грудь, говорил ей что-то. Она была в тех же темных очках, в которых я видел ее в последний раз.

– Лиза! – позвал Гончаров.

Она обернулась и, словно опомнившись, поставила бокал и подошла к нам.

– Лиза, значит так, одну водку и два коньяка. Тебе не темно в очках?

– Мне нормально, Петр Михайлович.

На меня она не смотрела. Синяк был аккуратно заштукатурен и почти не виден.

– Хорошая телка, – заметил Майоров, когда Лиза ушла за напитками.

– Других не держим, – не без гордости заметил Гончаров. – К нам тут очередь стоит на работу, так что отбор проводится строгий.

– Сосет хорошо?

Я окаменел.

– Слушай, что ты у меня спрашиваешь? – пожал плечами Гончаров. – Предположительно все, кто здесь работает... – он сделал многозначительную паузу, – морально устойчивые кадры.

Они засмеялись.

Лиза принесла бокалы с водкой и коньяком. Майоров, разбросав руки по спинке дивана, нахально рассматривал ее.

– Это... что, травма на производстве, или обидел кто? – он провел указательным пальцем у себя под глазом. – Если обидели, так мы и наказать можем.

Глаза у него сощурились и стали на редкость недобрыми. Этот имел полномочия, у него за наказанием бы дело не стало.

– Спасибо, пока не надо, – ответила Лиза и ушла.

– Короче, Дмитрий, ты должен четко подготовить предложение, каким ты видишь этот клуб. Писать ты умеешь, так что действуй. Потом сядем втроем и обмозгуем, как это все можно сделать, чтобы и волки были, как говорится, сыты и волки целы, ты меня понял?

Я кивнул, хотя не понял – он умышленно спутал волков с овцами или оговорился. Диск-жокей завел полисовскую Every Breath You Take, и площадка перед его пультом начала наполняться танцующими. В грохоте музыки наш разговор прервался.

Лиза еще раз принесла заказанное. Майоров разглядывал танцующих. Если во время нашей первой встречи он был эталоном неприметности, то сейчас у него в лице проявился характер: глаза стали масляные, углы губ зло кривились. Лицо его отражало презрение к танцующим и одновременно какое-то злобное веселье. Вторую порцию водки он выпил залпом.

– Кто-то хочет покурить?

Он проверил внутренний карман пиджака и поднялся. Гончаров поднялся следом и сделал Лизе знак, чтобы она принесла еще водки. Она была у стойки бара, а я смотрел на нее, не в силах оторвать взгляда от нее.

Oh, cant you see, – жаловался на жизнь Стинг, – You belong to me,

How my poor heart aches with every step you take

Наваждение продолжалось. Я заставил себя отвернуться от нее и смотреть на танцплощадку. Среди танцующих выделялась высокая девушка в очень короткой кожаной юбке, белом коротком жакете и белых полусапожках. Эта была подруга научного сотрудника, только уже без сотрудника. В другой раз, я, скорей всего, подошел бы к ней, завязал разговор, но сейчас она казалась мне совершенно посторонним человеком, не имеющим никакого касательства к моей жизни.

Every move you make

Every vow you break

Every smile you fake

Every claim you stake

I’ll be watching you, – продолжал изобретательный на жалобы Стинг.

Когда Лиза ставила заказ на стол, я просто вцепился в ее руку.

– Это твой Карим там сидит?

– Какая тебе разница?

– Я его щас убью на хуй, ты поняла? У меня в сумке труба лежит, ты поняла?

От испуга она побледнела. У меня не было ни сумки, ни трубы, у меня только была бешеная злоба на нее.

– О чем ты с ним разговариваешь? Что он тебе втирает? Чтобы ты не ходила в милицию, потому что его выгонят из его сраного института?