Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта. Возвращение

— Не надо так говорить! — прервала его фрау Арнольд.

— Да и вообще трудностей не оберешься! — продолжал Мюллер. — Но пусть мелочи не заслоняют тебе главного. По части центрального общегерманского управления вряд ли что выйдет; все упирается в вопрос о Рейне и о Руре — это по существу все та же старая конкуренция между германскими и французскими монополиями. Без центрального управления мы окажемся отрезаны от всех сырьевых ресурсов. — Мюллер чаще обычного утирал лоб. Он продолжал, не выпуская изо рта окурок потухшей сигары: — Я уже говорил, что по сути дела мы производим серную кислоту. Камерным способом. Я показывал тебе, что еще уцелело от наших старых цехов. Доктор Бернгард как-то сострил: «Если б в древнем Египте знали серную кислоту, ее бы вырабатывали этим же камерным способом». А Бернгард свое дело знает. Он что-то все поет про новый способ производства, видно, слышал звон. Но толком ничего не известно. А вдруг это не простая болтовня? А вдруг серную кислоту уже и в самом деле вырабатывают из… постой… Как же это называется? — Он взял со стола какую-то папку. — Кизерит и ангидрид… А этого сырья у нас завались. Я уже повсюду зондировал, нельзя ли из него вырабатывать серную кислоту. — Он снова полистал бумаги. — Вот здесь у меня записан весь процесс. Да и вообще читай внимательно мою переписку и этого дела из виду не упускай, для нас оно в перспективе важнее всего прочего. Как только пройдет референдум, мы наконец приступим к плановой работе. Попроси у профессора, он даст тебе книги, увидишь, какое значение в народном хозяйстве имеет серная кислота. — Минуту он молчал, борясь с приступом удушья, а потом добавил: — Мне скоро придется выключиться из всего этого.

Фрау Арнольд отложила карандаш.

— Тебе необходимо отдохнуть.

— Да, отдохнуть не мешало бы, — согласился Мюллер. — Опять бы половить форелей на Белодонке… — Он улыбнулся. — Что может быть лучше! Но, говорят, переселенцы опустошили все водоемы в горах, да и не мудрено, ведь наше кулачье заморило их голодом. Шесть смен постельного белья отдай им за рюкзак семян, а за фунт сала тащи швейную машинку. А не нравится — скатертью дорога, и картофелины не вынесут.

— Выключиться тебе нужно! — твердила свое фрау Арнольд. — Поезжай в горы и лови себе рыбу!

— Это было бы совсем неплохо, — сказал Мюллер. И мечтательно продолжал: — Ты ведь знаешь, как бывает на ранней заре, когда горные ручьи дымятся! А как форель подпрыгивает за приманкой — этого не расскажешь, это надо испытать! — Он и в самом деле оживился. — На Белодонке мне посчастливилось поймать мою самую большую форель, почти двухфунтовую. Это было летом тридцать второго, на тот вечер у нас было назначено собрание, а я, представляешь, закатился рыбу ловить! Ну и была же мне вздрючка! А иначе не поймать бы мне мою самую большую форель, двухфунтовую. Представляешь, какая рыбина? Вот! — И он руками отмерил в воздухе.

— Собери-ка снасть, и айда! Положись на меня, здесь все будет в порядке. Я по себе знаю, как полезно хотя бы воскресенье провести на воде!

— У меня не осталось больше времени! Или ты думаешь, что Мюллер загодя свертывает паруса? — И он смерил фрау Арнольд почти насмешливым взглядом. — Нет, я в самом деле готовлюсь отдать концы.

— Ты и выглядеть стал лучше.

— Не заливай! — И Мюллер посмотрел на нее с открытой насмешкой. — Я уже и лежать не могу от одышки и еле-еле взбираюсь по лестнице, а ты меня решила уверить, что я лучше выгляжу. Да и чего ты, собственно, хочешь? Послушать врачей, я уже с год перебрал лишку. Боже упаси от врачей-товарищей!.. Знаешь, кто это говорил?

Фрау Арнольд отрицательно покачала головой.

Это говорил… — Мюллер так радовался, предвкушая эффект своих слов, что задохнулся. — Это говорил Ленин. Заруби себе на носу!

— Уж тебе-то не к лицу пессимизм! — пожурила его фрау Арнольд.

— Пессимизм тут ни при чем. Надо мириться с фактами. Каждому придется умереть. Мюллер не исключение.

Он закрыл глаза.

— Когда у меня еще были силы бороться, мне такие мысли в голову не приходили. А за последнее время я часто думаю о жизни и смерти, потому что знаю — час мой близок. И радуюсь близкому концу. Я был привязан к жизни, может быть, как никто другой, я радовался всему, что составляет жизнь, а потому радуюсь и смерти. — И так же негромко и трезво, как он только что рассуждал о серной кислоте и производственных методах, Мюллер продолжал: — Потому что смерть неразрывно связана с жизнью. Я толковал об этом с профессором, он, правда, не марксист и насчет классовой борьбы не больно силён, к сожалению. Но что касается природы, он настоящий материалист, а если хочешь знать, так иногда и диалектик. Ну да я считаю, у него все еще впереди: Церник его здорово допекает! Природа — это процесс развития, это возникновение и исчезновение, без развития не появился бы и человек. Смерть, исчезновение — непременное условие всякого становления. Только тысячекратная смена поколений сделала возможным превращение животного в человека. Пойми же меня правильно: единственное бессмертное существо так и осталось бы животным. Все то, что радует нас в человеке, его способность создавать, мыслить, чувствовать, действовать — все это было бы невозможно без чередования жизни и смерти. А когда это знаешь… — Тут он открыл глаза, и в его ясном проницательном взоре незаметно было и следа усталости. — Когда это знаешь, то лучше понимаешь мир, да и собственную жизнь.