Сюсаку Эндо - Уважаемый господин дурак

— Я все-таки ничего не понимаю, — проворчала Томоэ, опустившись на ступеньки крыльца.

Звезды мерцали в темном небе. Некоторые — ярко, другие испускали только тусклый свет. У Гастона будто выросли крылья, и звезды звали его к себе.

С детства он любил наблюдать за звездами. На палубе корабля по пути в Японию он проводил целые ночи, глядя в небо. Ранним утром над Средиземным морем он видел звезды Млечного Пути — маленькие, они сияли в темном африканском небе, — а над Индийским океаном их было столько же, как и сейчас, — несметное количество.

Звезды никогда не меняются. А он сам? Он проделал этот долгий путь в Японию и сегодня был вновь один. Ему сегодня негде спать, но такую жизнь он избрал для себя сам.

— Собака-сан, — позвал он дворнягу, которая прилегла у его ног. — Собаке-сан, как и мне, спать негде.

Он зашагал снова, и псина поплелась за ним, постоянно кашляя.

— Нет-нет, собака-сан, до свиданья. — Но собака лишь подняла голову и жалобно смотрела на него печальными глазами — казалось, они упрашивали Гастона не бросать ее.

Гастон присел и погладил ее по голове, а заглянув в ее глаза, почувствовал, что они хотели сказать. У собаки не было хозяина, который мог бы о ней позаботиться, она была уродлива и стара, ее мучил сильный кашель. И она, подобно ему, была полностью одинока в этом мире. Сам Гастон, конечно, был еще молод и, хотя имел большое здоровое тело, в нем не было ни капли собственного достоинства. В старую собаку, несомненно, бросали камни, все гнали ее прочь. Над Гастоном тоже с детства потешались братья и друзья.

На родине Гастона в Савойе глуповатых мужчин крупного телосложения называли «тополями» — из их древесины можно было делать только спички. Поэтому друзья и дали Гастону такое прозвище.

Но Гастон всегда хотел верить в людей. «Не все в мире, — думал он, — рождаются умными и сильными, как Наполеон. Земля не только для умных и сильных. Даже у таких слабых и несчастных существ, как он и эта собака, должна быть возможность сделать что-то полезное за свою жизнь. Среди множества звезд на небе определенно есть и такие, что не излучают яркий свет, но они все равно видны и можно любоваться их красотой. И никто не может отобрать у слабых кусочка этой красоты, если продолжать жить — упорно и настойчиво».

— Пошли дальше, собака-сан. — Гастон встал и пошел. Собака, постоянно кашляя, поплелась за ним.

У лисиц есть свои норы, у птиц небесных — свои гнезда. Поглядывая на звезды, сверкавшие бриллиантами в ночном небе, Гастон завернул за угол и пошел на восток. Он не мог сесть на электричку — с собакой его бы не пустили, — а на такси у него не было денег. И он не мог бросить это существо, которое, постоянно кашляя, преданно следовало за ним. Не способный ни на что больше, Гастон мог полагаться лишь на свои ноги; он был уверен, что способен пройти большие расстояния. Но сейчас самым важным было найти ночлег. Он действительно провел много ночей на открытой палубе «Вьетнама», поэтому скамейка на железнодорожной станции или ступени церкви могли бы помочь ему скоротать ночь до утра.

Как хорошо быть снова одному. Он чувствовал, что виноват перед Такамори и Томоэ за такое настроение: они были очень добры к нему, совершенно постороннему человеку, — но тем не менее Гастона радовали одиночество и свобода, которых он не знал уже давно. Он часто мечтал вот так бродить по экзотическим улицам Токио, не причиняя никому беспокойства. Но какой же это огромный город!

Вскоре он вышел на оживленную улицу, ярко освещенную светом неоновых огней, и решил, что это, должно быть, Сибуя, однако, присмотревшись к карте, убедился, что это всего лишь район Сангэнчая на окраине Токио. По сравнению с Парижем, который можно пересечь с запада на восток за два часа, размеры Токио было трудно представить — примерно, как определить, где кончается и где начинается огромная пустыня. Хотя было уже десять часов вечера, по улице бродило много народа — как на Монпарнасе днем.

Ряды деревянных домов, поставленных так близко друг к другу, что они напоминали гигантскую расческу; мужчины в деревянных сандалиях; женщины, несущие своих детей на спине; продавцы горячей лапши; залы с игровыми автоматами — на все это Гастон смотрел с диким восторгом. Такамори однажды сказал ему, что Токио, как и вся Япония, перенаселен, и эта проблема — раковая опухоль Японии. И вот сейчас Гастон понял, что он имел в виду.

— Сибуя — где? — спросил он девушку в табачной лавке в центре Сангэнчая. Девушка, очень похожая на Матян, ответила: