Михаил Чулаки - Долгие поиски

Я шел по дорожке, протоптанной между двумя сугробами. Бело и безлюдно. Противоположная сторона проспекта казалась берегом широкой реки. На просторном не по-городскому небе сияли звезды. Я глубоко вздохнул и впервые не умом, а сердцем понял, что тысячи и тысячи людей, живущих в этих огромных домах, готовы поверить мне, искать моей помощи. А я еще не привык к тому, что в меня верят.

Цех высокий, двухсветный, как в старину бальные залы, стены почти сплошь стеклянные, — с вертолета кажется, будто лежит на земле ледяной брус, посыпанный золой. Зола — это крыша, плоская бетонная крыша, площадь, а не крыша, по ней хоть на мотоцикле гоняй. С торца к прозрачному брусу прилеплена кирпичная пристройка, там бытовки, кабинеты начальства. Пристройка под той же крышей, но трехэтажная.

Раздевалки на самом верху, туда приходится подниматься по узкой блочной лестнице, только-только двоим разминуться — такие же лестницы ставят в стандартных пятиэтажных домах. Переодевшись, некоторые по той же лестнице и спускаются, проходят мимо конторки мастера и кабинета начальника, толкают заклеенную плакатами дверь, за которой скорее ожидаешь попасть в скромный кабинетик — инженера по технике безопасности, например (теперь все вышли в инженеры, и снабженцы — больше не снабженцы, а инженеры по снабжению, так что не шутите!), — но за скромной дверью не кабинетик — ах ты, простор какой! — а сборочный цех станкостроительного завода. Это удивительное чувство легкости — когда хочется вдохнуть глубоко, крикнуть, послушать эхо — появляется каждый раз, когда шагнешь один шаг и сразу, без подготовки, без перехода, попадаешь из узкого темноватого коридора в громадный аквариум, или в оранжерею для кокосовых пальм, или на стадион под крышей — одно слово: сборочный цех! Тут среди прочего собирают и карусельные станки, а за карусельным станком стоять бы мифическому титану или фантастическому жителю Юпитера, — и тем более удивительно, что управляется с махиной какой-нибудь дядя Вася, который весь-то на метр шестьдесят вытянет с сапогами и кепкой, и отлично управляется, и не лезут ему в голову никакие мифические титаны… Да, так вот некоторые спускаются из раздевалки по внутренней лестнице, проходят мимо конторки мастера, но бригада Ярыгина так не ходит. Прямо с третьего этажа есть выход на эстакаду — узкий железный балкон, тянущийся вдоль всего цеха вровень с мостовым краном; а с эстакады железная же лестница спускается вниз. Перила эстакады и лестницы выкрашены в красный цвет, как хоккейные ворота. В пересменку тихо становится в цехе, и шаги по железу грохочут: бух! бух! — и вся эстакада сотрясается под ногами шестерых мужчин; а если кто пойдет в разгар работы, когда стучат перфораторы, визжит разрезаемый металл, сухо трещит сварка, кричат снизу Оле-крановщице: «Майнай еще помалу!» — тогда не расслышит никто шагов по железной лестнице.

Кажется, они нарочно стараются бухать потяжелее: Боря Климович, самый легкий в бригаде, специально подковки набивает на ботинки. Впереди ссыпается, не держась за перила, точно чечетку бьет, Вася Лебедь. Вася отслужил во флоте, привык летать по крутым трапам, а там — не зевай, мигом лоб расшибешь! За ним Петя Сысоев. Петя служил в пехоте, но носит тельняшку и старается все делать, как Вася, получается похоже, только немного хуже; вот и чечетка по железным ступенькам смазанная выходит, каблуки иногда проскальзывают, так что страшно делается за него: не загремел бы вниз, не пересчитал бы скользкие ступеньки молодыми костями! А уж за моряками идут остальные, ступню ставят основательно, припечатывают — от них-то и происходит тяжелое «бух! бух!» — так что все слышат: идут!

Только один мог бы пройти неслышно — хоть по железному листу, хоть по скрипучим половицам — сам бригадир, потому что родился с особым талантом: с неслышной походкой барса, которая дается только великим охотникам; кажется, он не шагает, а несется вперед, не тратя усилий и только из вежливости касаясь земли. И вот Егор Ярыгин презрел свое призвание, уехал в Ленинград с уверенностью, что человек, который может подкрасться к сурку (алтайский сурок малоизвестен в других местах, но некоторые считают его пугливее соболя), загнать горного барана, — такой человек тем более может и все остальное.