— Нет, я считаю, что вам уже можно работать.
— В этом году такой грипп: долго кашель держится, — авторитетно разъяснила Антонина Ивановна.
— До свидания, доктор. Ругаться не буду: вас учили, вам виднее. Но, по-моему, не по человечеству вы.
Ей и правда хорошо бы еще посидеть дома, но это плохо для общего показателя, Штурман разозлится.
— Следующий к Муравлевой!
— Следующий к Бельцову!
Грипп, больничный.
Грипп, больничный.
Грипп,
грипп,
грипп…
Господи! С серьезными лицами ученые мужи и публицисты спорят, сможет ли машина-диагност заменить врача, и большинство склоняется к тому, что не сможет, потому что у живого врача, мол, индивидуальный подход, каждый больной неповторим, и так далее, и так далее… А я спрашиваю второпях: «Голова болит? Кашель, насморк есть? Температура?» — ставлю «грипп» и прописываю тетрациклин, эфедрин и микстуру от кашля. Для этого даже не надо быть сложной машиной!
— Михаил Сергеевич, последняя к нам. Температуру я ей смерила: тридцать шесть и шесть. Но жалуется. Со страдальческим лицом сидит. Звать?
— Конечно.
Вошла довольно высокая брюнетка. Если бы не мельчайшие морщинки в углах глаз, ей можно бы было дать лет двадцать. С первого взгляда бросилось в глаза ее высшее образование.
— Здравствуйте, доктор. Я, кажется, последняя. Постараюсь не слишком вас задержать.
Во врачебном кабинете мало кто говорит с такими светскими интонациями.
— Садитесь, пожалуйста. Что вас привело?
— Понимаете, доктор, плохо себя чувствую. Не смотрите так скептически (я и не смотрел скептически), сейчас расскажу, в чем выражается: вдруг слабость охватывает или головокружение, — она посмотрела на меня с трогательной беспомощностью, — и в суставах ломота. Ну, в общем, полная разбитость. Особенно последние дни. Сейчас у всех грипп…
— Давно это с вами?
— Понемногу давно. Постепенно все хуже. Последние дни еле хожу. Сегодня пришлось с работы раньше уйти. Отпросилась, и прямо к вам — три часа пришлось здесь в очереди отсидеть.
— Кашель и насморк есть?
— Почти нет. Можно сказать, совсем нет.
— Но работать вы не можете?
— Ничего не соображаю. Я в конструкторском бюро, там это иногда необходимо — соображать.
В тонкой ручке исправно бился крепкий пульс.
— Ну что же, разденьтесь, я вас послушаю.
— Наверное, это не обязательно: сердце у меня не болит, кашля нет, на хрипы не жалуюсь.
Только ее стыдливости мне не хватало на шестом часу работы!
— Разденьтесь, пожалуйста, чтобы я мог объективно оценить ваше состояние. Это, знаете ли, моя обязанность.
Антонина Ивановна:
— Доктор лучше знает, что вам надо делать.
— Пожалуйста, я не хотела задерживать, но раз вам необходимо… я вся к вашим услугам.
Обычно женщины, раздеваясь, поворачиваются спиной, но эта не удостоила. Она стягивала одежды, и в воздухе запахло озоном, а треск стоял, как в высоковольтной лаборатории: сейчас на женщинах много синтетики, отчего и скапливается статическое электричество. На кушетку летели смятое платье, рубашка, бюстгальтер. Необыкновенно быстро дама отстегнула подвязки, и вслед прочему полетел пояс. Вниз поползла резинка трусов.
— У терапевта до пояса раздеваются, — сухо сказала Антонина Ивановна.
— Доктор приказал раздеться, но не уточнил — насколько.
— Что же, можете продолжать. — Я тоже разозлился.
Она быстро нагнулась, переступила через трусы и выпрямилась, по-видимому очень довольная, что осталась в знак протеста в одних чулках. Сначала она сложила было руки за спиной, но быстро передумала и вытянула их так, что, будь на ней что-нибудь надето, можно было бы сказать, что она держит руки по швам. Она явно пародировала стойку «смирно». Во всяком случае, костюм Евы ей очень шел.
Обнаружив, что встать мне было бы неудобно, я сказал подчеркнуто холодно:
— Подойдите и повернитесь спиной.
Она подошла почти вплотную, глубоко вздохнула, так что поднялся и округлился живот, и медленно повернулась, задев мои колени.
Едва я дотронулся пальцем до спины, послышался треск и палец чувствительно ударило током. Конденсатор разрядился.
— Ого! Вы просто сгусток энергии!
— Если бы!
Легкие оказались в полном порядке.
— Повернитесь лицом, пожалуйста.
Перкуссия спереди выявила только упругость груди при полной норме границ сердца. Тоны звучали ясно. Женщина стояла вся напряженная, и при моих прикосновениях по телу ее проходила легкая дрожь.
— Когда были последние месячные?
Читать дальше