Михаил Чулаки - Долгие поиски

Мирошников проницательно смотрел на Егора, как бы взвешивая возможную меру откровенности, — любил он помолчать многозначительно. Выхватил ручку из роскошного семиствольного веера (вариант чернильного прибора шариковой эры), повертел и вставил обратно, словно давая этим жестом понять, что разговор пойдет на доверии, без всяких записей, резолюций и протоколов.

— Ну вот, Ярыгин, нужно, чтобы ты нужное дело сделал. — Мирошников всегда так: зацепится за какое-нибудь слово и тащит через всю речь в разных падежах и числах. — Для нужного человека нужно замок нарезать. Двухригельный. Для Ивана Афанасьевича. Поручишь кому-нибудь, кому нужно доверить. То есть можно.

Иван Афанасьевич — начальник механического цеха, так что все на уровне. Такой уж закон — каждый обращается на своем уровне: если что-нибудь нужно начальнику цеха, он обращается к другому начальнику; мастер — к мастеру, работяга — к работяге. И на всех уровнях попадаются такие разбитные ребята, которые считают, что раз они здесь плодотворно трудятся, значит, должны им сделать любую работу по металлу. Из любезности и в знак признания заслуг. Хорошо, Иван Афанасьевич только замок просит; один такой деятель умудрился насос собрать, целую помпу — на даче воду качать.

Егор понимал, что обращение к нему Мирошникова как бы признак доверия: мог бы к Косте Волосову обратиться, но вот выбрал его. Доверие начальника обволакивает, так приятно доверие оправдать… Егор мотнул головой, как отгоняющая муху лошадь, — стряхнул истому, — и сказал почти грубо:

— У меня линия. Ею в самом министерстве интересуются. Приедет комиссия.

Комиссия — это он пытался сыграть на слабой струне начальника. Рабочий работает, и если он знает, что работает хорошо, нет ему дела ни до какой комиссии, с самим министром он поговорит независимо. (Любой слесарь второго разряда уже понимает, что в конечном счете он от министра не зависит, а министр — как высоко тот ни занесся — зависит от рабочего, зависит, никуда не денется!) Ну а для начальника комиссия — это пик жизни, кульминация, триумф или страшный суд, угроза падения или шанс на возвышение. Начальники при слове «комиссия» чувствуют то же, что боевые кони при звуке трубы.

— Комиссия из министерства приедет, — повторил Егор.

И Мирошников на миг дрогнул, отозвалась внутри слабая струна:

— Комиссия, да… — Но опомнился, не поддался. — Справишься! И с линией поспеешь, и замок нарежешь. Поставишь кого-нибудь, до обеда справится.

— А платить?

Ну, этим Мирошникова не смутишь. Для какого-нибудь новичка документация да отчетность — лабиринт, а для него — раскрытая книга.

— Выпишем наряд как на приспособление.

— Борис Евгеньевич, да пошлите вы его!

Это был крик души. Слава богу, Егор не задавлен воспитанием настолько, чтобы сдерживать крики души. Нет, он ляпнет, что думает, и никогда потом не жалеет.

И Мирошников умеет не обижаться на крики души. Демократ, точно демократ! Да и как работать, если обижаться? Где-нибудь, наверное, и можно, а на заводе нельзя. Потому он улыбнулся снисходительно, как умудренный папаша:

— Нельзя, Ярыгин, нельзя. Надо же понимать политику. Мы Ивану Афанасьевичу не нужны, он нам нужен. Кто заинтересован, чтобы детали ритмично поступали? Мы! Вот и нужно его заинтересованности навстречу пойти.

Это Егор понимал. Он и раньше понимал, а теперь еще сильнее понял. Но прикинулся наивным:

— Так что ж, если ему замок не нарезать, он нам детали перестанет точить? Выточит, никуда не денется! У него тоже план. И директор над ним.

Но Мирошникова уже не сбить было с отеческого тона:

— Не понимаешь ты. Много мелких способов обиду выместить. Никакой директор уследить не способен. А свой план он так способен соблюсти, что мы же и в виноватых останемся. Нет, лучший способ — личные связи укреплять. — И закончил совсем уж задушевно: — Не для себя ведь прошу, мне не нужно, цеху нужно.

Это верно, сам Мирошников гайки ни разу не унес. Егор чувствовал, что гнется. А гнуться он не умеет. Оставалось одно средство: огорошить внезапным доводом.

— Знаете, Борис Евгеньевич, это мафия.

— Что-о?!

Егор любит читать документальные книги. Недавно он прочитал про мафию. И понял немного по-своему, с ним это часто происходит.

— Мафия. Вы не думайте, мафия — это не только когда убивают. Мафия — когда личные связи выше закона. Ты — мне, я — тебе, и столько этих связей переплетается, что потом никакому закону не пробиться.