Марк Салливан - Под алыми небесами

Они поднялись, перешагивая через валуны и крошащиеся под ногами камни. Сверху им открылся вид на долину между двух длинных, соединенных между собою хребтов, которые на карте напоминали две раскрытые клешни краба. На юге находилось широкое нагорье, разделенное на фермы и виноградники. На севере, над одной из клешней, целая армия работала на адской жаре.

Лейерс решительно направился в их сторону. Пино шел по следам генерала, ошеломленный огромным количеством людей на склоне горы, их было так много, что они напоминали муравьев на разрытой муравьиной куче, которые копошились и залезали один на другого.

По мере того как Пино с Лейерсом приближались, становилось ясно, кто они, эти серые, выбившиеся из сил люди. Пятнадцать тысяч рабов, а может, и больше, замешивали, переносили и разливали цемент для пулеметных гнезд и артиллерийских платформ. Они выкапывали ямы для установки противотанковых надолбов по всей долине, натягивали колючую проволоку по краям склонов, лопатами и кирками рыли окопы для немецкой пехоты.

При каждой группе рабов находился эсэсовец, требовавший, чтобы они работали быстрее. Пино слышал крики – рабов избивали, хлестали кнутами. Тех, кто падал на жаре, оттаскивали в сторону и оставляли умирать на безжалостном солнце.

Пино казалось, что он видит какую-то сцену из времен фараонов, обращавших в рабство целые поколения людей для строительства пирамид. Лейерс остановился, огляделся. Он смотрел на тысячи порабощенных людей, бывших в его подчинении, и, по крайней мере судя по выражению его лица, их страдания его не трогали.

«Фараоновский надсмотрщик», – подумал Пино. Именно так Антонио, партизан из Турина, назвал Лейерса. «Настоящий надсмотрщик».

Ненависть к генералу Лейерсу снова вскипела в душе Пино. Он не мог понять, как человек, пытавшийся предотвратить варварскую расправу над заключенными Сан-Витторе, может в то же время управлять армией рабов, не испытывая никаких угрызений совести и не презирая себя. Но на лице Лейерса не было видно ни малейших эмоций – он просто смотрел, как бульдозеры наваливают стволы деревьев и валуны на крутые горные склоны.

Генерал посмотрел на Пино, потом показал вниз:

– Когда солдаты союзников пойдут в атаку, эти препятствия направят их прямо на огонь наших пулеметов.

Пино кивнул с напускным энтузиазмом:

– Oui, mon général.

Они прошли по кольцу пулеметных гнезд, связанных друг с другом; Пино, шедший следом за генералом, делал записи в блокноте. Чем дальше они шли и чем больше видели, тем более резким и взволнованным становился Лейерс.

– Запишите, – сказал он. – Качество цемента во многих местах низкое. Вероятен саботаж итальянских поставщиков. Верхняя часть долины недостаточно укреплена. Информировать Кессельринга: мне необходимо еще десять тысяч рабочих.

«Десять тысяч рабов, – с ненавистью подумал Пино, делая запись. – И их жизни для него ничего не значат».

Затем генерал провел совещание с высокопоставленными сотрудниками «ОТ» и армейскими офицерами. И Пино слышал его крики и угрозы из командного бункера. Когда совещание закончилось, он увидел, как офицеры кричат на подчиненных, которые, в свою очередь, принимаются кричать на тех, кто подчинялся им. Пино словно видел нарастающую волну, достигшую наконец эсэсовцев, которые набросились на рабов – начали хлестать их, бить ногами, принуждая всеми имеющимися в их распоряжении средствами работать быстрее и эффективнее. Пино понимал, что́ стоит за этим. Немцы раньше или позже ожидали появления здесь армии союзников.

Генерал Лейерс наблюдал, пока не удостоверился, что работы пошли с большей скоростью, а потом сказал Пино:

– Здесь мы закончили.

Они пошли назад по склону. Генерал время от времени останавливался, наблюдал за ходом работ, а потом шел дальше, словно неумолимая машина. Есть ли у него сердце, спрашивал себя Пино. Душа?

Они уже подошли к тропинке, которая вела к «даймлеру», когда Пино увидел команду в сером из семи человек, они копали землю, разбивали камни и породу кайлами под пристальным наблюдением эсэсовцев. У некоторых из них был измученный, безумный вид, как у бешеной собаки, которую ему довелось как-то раз видеть.

Ближайший к Пино раб находился выше других на склоне, копал он с трудом. Он прекратил работать, оперся о черенок лопаты, как человек, дошедший до изнеможения. Один из эсэсовцев начал кричать на него, двинулся в его сторону.