Марк Салливан - Под алыми небесами

– Как это – не то, что я думаю? – сердито спросил Миммо и сделал шаг назад, чтобы увидеть все одеяние брата. – Пино, ты сражаешься за нацистов?

– Сражаюсь? Нет, – ответил он. – Я водитель. Только и всего.

– У немцев.

– Да.

Миммо, казалось, готов был плюнуть ему в лицо.

– Почему ты не сражаешься за Италию в Сопротивлении?

Пино помедлил, потом сказал:

– Потому что тогда мне придется стать дезертиром. А нацисты теперь расстреливают дезертиров, ты знаешь об этом?

– Ты хочешь сказать, что стал нацистом, предателем Италии?

– Все не так просто.

– Проще не бывает! – закричал на него Миммо.

– Это была идея дяди Альберта и мамы! – закричал в ответ Пино. – Они хотели спасти меня от отправки на русский фронт, поэтому я поступил в «ОТ» – «Организацию Тодта». Они строители. Я просто вожу одного офицера, жду, когда закончится война.

– Тихо! – сказал отец, выходя из комнаты. – Часовые внизу вас услышат!

– Неужели это правда, папа? – сдавленным шепотом проговорил Миммо. – Пино носит нацистскую форму, выжидает, когда кончится война, тогда как другие люди сражаются за Италию?

– Я бы так не сказал, – ответил Микеле. – Но ты прав – твоя мать, дядя Альберт и я решили, что так будет лучше.

Эти слова ничуть не успокоили младшего сына. Миммо презрительно усмехнулся, глядя на старшего брата:

– Кто бы мог подумать? Пино Лелла повел себя как трус.

Пино так резко и сильно ударил брата, что разбил ему нос, и Миммо упал.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – сказал Пино. – Ни малейшего.

– Прекратите! – сказал Микеле, вставая между ними. – Не смей его больше бить!

Миммо посмотрел на кровь у себя на руке, потом презрительно – на Пино.

– Давай, братишка-нацист, прибей меня. Это единственное, что вы, немцы, умеете хорошо делать.

Пино хотелось измордовать брата и одновременно – рассказать о том, что он уже перенес и сделал ради Италии. Но он не мог.

– Верь, во что твоей душе угодно, – сказал Пино и ушел.

– Фриц несчастный! – крикнул ему вслед Миммо. – Спасай свою шкурку, гитлереныш!

Пино, дрожа от злости, закрыл дверь спальни и запер ее, разделся, улегся в кровать, поставил будильник. Выключил свет. Костяшки пальцев у него саднило, а он лежал и думал, что жизнь снова дурно обошлась с ним. Неужели Бог хотел для него такой судьбы? Увидеть смерть героя, обрести любовь, выносить презрение брата – и все в один день.

Буря, бушевавшая в его мыслях и чувствах третью ночь подряд, утихла, когда он предался воспоминаниям об Анне, и Пино провалился в глубокий сон.

Пятнадцать дней спустя солдаты СС впрягли шесть мулов в две тяжелые пушки, и те потащили их по крутому каменистому склону в гору. Кнут хлестал мулов по бокам, и они ревели от боли и страха, зарывались копытами в землю, поднимали облака пыли, поднимаясь в горы к северу от Ареццо в Центральной Италии.

– Обгоните их, и поскорее, форарбайтер, – сказал генерал Лейерс, отрываясь от своей работы на заднем сиденье. – Я от пыли задохнусь.

– Oui, mon général, – сказал Пино, объезжая мулов и посильнее нажимая на педаль газа. Он зевнул, потом еще раз, он чувствовал такую усталость, что с удовольствием лег бы в грязь и уснул.

Скорость, с которой перемещался и работал Лейерс, ошеломляла. В дни после казни на Пьяццале Лорето он с Пино находился в дороге по четырнадцать, пятнадцать, иногда шестнадцать часов в день. Лейерс, если была такая возможность, предпочитал путешествовать по ночам. В этих случаях на фары вешались полотняные козырьки с прорезями. Пино приходилось по несколько часов пребывать в крайнем напряжении, удерживая «даймлер» на дороге, освещенной лишь тонкими лучиками света.

Когда он обогнал несчастных мулов, шел третий час ночи, а в путь он отправился рано утром, до рассвета. Еще его выводило из себя то, что при работе в таком режиме у него не было ни мгновения, чтобы остаться наедине с Анной после тех поцелуев в кухне. Все его мысли были о ней, о том, что он чувствовал, обнимая ее, прикасаясь своими губами к ее губам. Он зевнул, но улыбнулся своим радостным мыслям.

– Туда, – сказал генерал Лейерс, показывая через лобовое стекло на неровную сухую площадку.

Пино вел машину, пока дальнейший путь не заблокировали скалы и большие валуны.

– Отсюда – пешком, – сказал Лейерс.

Пино вышел и открыл дверь. Генерал тоже вышел и сказал:

– Возьмите блокнот и ручку.

Пино посмотрел на саквояж на заднем сиденье. Ключ к нему он носил при себе уже больше недели – его изготовил один из друзей дяди Альберта, но возможности испытать его у Пино еще не было. Он вытащил из бардачка блокнот и ручку, лежавшие под картой.