Горан Петрович - Сеансы одновременного чтения

Заметно облысевший от переживаний по поводу разнообразнейших мировых проблем, за которыми он страстно и постоянно следил, пузатый владелец книжной лавки, на вид само воплощение доброты и мягкости, нередко еще на заре заставал сгорбившегося, промокшего, а то и продрогшего молодого человека, который прикуривал новую сигарету от только что выкуренной и ожидал открытия магазина перед спущенными жалюзи из зеленого волнообразного металла под вывеской напротив парка Панчича, в сорока шагах от того дома, который Миша Атанасиевич завещал «своему отечеству».

— Если б я знал, если б я только мог предположить, ведь сегодня утром можно было открыть и пораньше… А я вот заспался, вчера ко мне ну никак сон не шел, а все из-за новой эпидемии холеры в Абиссинии… Читали во вчерашней газете? Нет?! Господи милостивый, сколько ежедневно угасает жизней, сколько погибает людей… Сейчас, сейчас, немножечко терпения, пора мне наконец поменять эти жалюзи, то и дело заедает… — Господин Гаврило с видимым усилием крутил ручку, юродивая ось механизма кряхтела, металлический заслон потихоньку полз вверх, за стеклом витрины появлялись переплеты, закрытые и раскрытые книги.

Или же учтивый Димитриевич, несмотря на спустившиеся сумерки, когда наступал час закрывать магазин, дожидался одного только его, тянул время, не желая мешать своему клиенту: занимался подсчетами, сверял списки заказанной литературы, приводил в порядок бумаги, выравнивал на полках книги и наконец, вынужденный деликатно кашлянуть, вытаскивал карманные часы и вздыхал:

— Простите, что беспокою вас, но пора закрывать… У моей жены, знаете ли, устойчивая привычка не садиться без меня за ужин… Она говорит, что у нее каждый кусок в горле застревает… Еще раз прошу прощения и спокойной ночи… Приятной ночи вам, господин Браница!

Так что не было ничего странного ни в том, что она обратила внимание на этого постоянного покупателя, ни в том, что заметила необычную широту его интересов, а интересовало его буквально все и вся. Наталия внимательно и с удивлением наблюдала за непредсказуемой спиралью движения молодого человека от стеллажа к стеллажу — от детской литературы, изданной в прославленных сериях библиотеки «Ласточка» до логарифмических таблиц и учебников для политехнических факультетов; от скромных сборников начинающих поэтов до манифестов, обращений и открытых писем зенитистов Любомира Мицича и Бранко Вэ Полянского и культовых произведений признанных национальных бардов; от популярной беллетристики, с которой так приятно коротать время на отдыхе, на скамейке в курортном парке или в приемной у врача, до полных собраний сочинений издательства «Задруга» в синеватых переплетах, толстых томов научных докладов или же брошюр с отдельными сообщениями по всевозможным специальностям всех отделений Сербской королевской академии; от номерных оттисков гербов из «Стематографий» Христофора Жефаровича до фальшивых родословных, которые так или иначе выводили происхождение своего заказчика из прямого родства не только с героями Первого восстания против турок, но и со средневековыми вельможами, а то и с персонажами Ветхого и Нового Заветов; от школьных прописей до образцов каллиграфии Орфелина; от новых сборников для любителей пословиц и загадок до этнографических исследований Веселина Чайкановича; от нотных тетрадей с шлягерами-однодневками до грамматик всех возможных языков… Барышня исподтишка разглядывала вышеупомянутого Анастаса Браницу, и, несмотря на то, что все увиденное ею только подтверждало сложившееся в городе мнение о нем как о большом чудаке, такая репутация вызывала у нее внутренний протест. И не только потому, что она, как и ее мать, была упряма и воспитание не позволяло ей принимать на веру чужое мнение, а и оттого, что где-то в самых глубинах ее сознания зарождалось предположение, что это результат какой-то ужасной ошибки, недоразумения, что до сих пор никто и никогда толком не постарался понять этого человека с некоторыми странностями.

Воспользовавшись занятостью отца, она однажды подошла к нему и предложила помочь. А продолжением стало то, что она все чаще и чаще оказывалась в «Пеликане», под предлогом подменить отца или подсобить ему, ну, а потом получилось так, что именно она, и только она, стала упаковывать купленные Анастасом книги в простую грубую бумагу, и наконец девушка расхрабрилась настолько, что иногда произносила пару слов или прикрепляла к свертку какую-нибудь воздушную украшенную бантиком любезность. Но если уж быть совсем точными, то все началось в тот день, когда она обнаружила в иллюстрированном ежегоднике «Прививка растений» сообщение об одной разновидности поздних садовых трагически-красных роз, которую Анастас давно искал.