Юрий Рытхэу - Чукотский анекдот

— Млеткын дружил с Карпентером. — продолжил Теркие. — И, когда его вынудили уехать из Кэнискуна, мой дед заботился о его потомках…

— Одного я уже видел, — сказал Роберт, — Андрея Сипкалюка.

— Это дурной человек! — Теркие сплюнул в сторону. — Испорченный! Сначала его испортили в интернате, а потом в армии. Он начисто забыл свой родной язык, а по-русски выражается только матом. Матом разговаривает со своей женой, со своими малолетними детьми!

Не успел гость как следует разговориться с Теркие, как снаружи послышались голоса, и Роберта со спутниками буквально вытащили на улицу.

— Прошу вас не удаляться от группы! — строго произнесла Боротоева. — Это делается для вашей же безопасности.

— А разве здесь нам грозит какая-то опасность? — удивился захмелевший Дуайт Мылыгрок.

— Конечно, народ, в основном, здесь дружелюбно относится к вам, но всякое может случиться. Напоят, а потом обворуют…

— Как у нас в Номе! — то ли обрадовался, то ли удивился Мылыгрок.

Роберт Карпентер остановился на берегу лагуны, возле металлической ажурной чаши космической телевизионной антенны.

Там, за зелеными холмами, в восемнадцати километрах от Улика находилось селение Кэнискун, где у деда была фактория. Он прожил там почти двадцать лет. Хорошо бы туда попасть. Там, наверное, сохранились какие-нибудь следы.

У Роберта Карпентера щемило сердце, и он удивлялся этому странному ощущению: ведь он никогда не был в Кэнискуне, и даже его родители появились на свет уже после того, как дед окончательно переселился на Аляску. Что же такое с ним происходит? Откуда это чувство, такое незнакомое, новое, никогда прежде не переживавшееся? Неужели там, где-то в глубине земных недр таятся неведомые силы, связывающие его с давно умершими предками, с теми, кто на заре существования человечества дошел до этих мест, поселился и основал новую культуру арктического человека? Роберт Карпентер перечитал уйму книг по истории своих предков и знал, что американские и русские археологи датируют возникновение культуры охотников на крупного морского зверя намного раньше, чем были сооружены пирамиды в Египте, за тысячелетня до того, как в хлеву у палестинского плотника родился тот, которого назвали Иисусом Христом.

Может быть, это просто временное наваждение, вызванное пребыванием в древнем чукотском селении, усиленное к тому же стаканом самогона, который он попробовал у Теркие? И еще — древний эскимосский танец в исполнении Антонины Тамирак…

На обратном пути на берег, где туристов громким визгливым голосом созывала Борогоева. Роберт Карпентер снова остановился на том месте, где стояла яранга улакского шамана Млеткына. Здесь высились какие-то склады, на подставках лежали недостроенные байдары.

Американские туристы прямо на ходу покупали меховые расшитые бисером тапочки, изделия из кости. Особым спросом у старушек-туристок пользовались полированные, украшенные эротическими рисунками в древнеберингоморском стиле моржовые пенисы. Цена на них была твердая, как кость — сто долларов!

Дудыкин стоял поодаль и с горьким чувством наблюдал за всем этим безобразием: вот до чего дошел бывший гордый советский человек, строитель коммунизма! И во всем виновата эта проклятая перестройка, которая в одночасье разрушила, казалось бы, построенное навеки, незыблемое советское государство. Ладно, беспартийная масса, а ведь такими чуть ли не поголовно оказались коммунисты, так сказать, передовой отряд! И вот эти чукчи и эскимосы, которым столько дала советская власть — образование, бесплатную медицинскую помощь, вырвала их из невежества и темноты, переселила из дымных первобытных яранг в деревянные дома, — они только и смотрят теперь на ту сторону, уверяя, что их американские сородичи живут лучше! Может быть, это и так — богатое государство, ничего не скажешь, но у нас была идея! Идея коммунизма, идея всеобщего блага! Вот они, строители коммунизма, хватают за полы американских туристов, умоляют что-нибудь купить за доллары! Стыдоба!

Дудыкин громко сплюнул.

Роберт Карпентер удивленно глянул на него.

«Маккинли» дал утробный, протяжный гудок, словно огромное, упитанное животное, созывающее своих разбежавшихся детенышей.

Миша Меленский получил эту просторную квартиру, соблазнившись прекрасным видом на Кытрыткын и залив, который открывался из широкого окна большой комнаты. Его пугали будущими протечками во время долгого весеннего снеготаяния, которое растягивалось с марта до начала июня. Но крыша оказалась сделанной на совесть, а подъем на пятый этаж не пугал сравнительно молодого человека, которому еще не было пятидесяти.