Забегая к ним в гости, я сотни раз проходила мимо комнаты Хеймиша по пути в верхнюю ванную. Однажды, когда дети были в школе, Натали завела меня внутрь и предложила глубоко вдохнуть.
— Это самая вонючая комната в доме, — поморщилась она. — Я не могу вывести запах, а сын никогда не открывает окно.
— Гормоны, — только и проронила я.
Она улыбнулась.
— Все равно что жить с бомбой, которая готова взорваться.
Но запах подростковой похоти смел стрекочущий очиститель воздуха в углу комнаты, а кровать больше не была двуспальной.
— Ты приводишь сюда девушек? — спросила я.
— Некоторых, — ответил он и положил ладонь мне на затылок.
Мы поцеловались.
— Я только хочу, чтобы тебе полегчало, Хелен, — прошептал он. — Я ничего не жду.
Как-то раз после того как родилась Эмили и я не могла расслабиться, Джейк сказал: «Позволь себе упасть».
Мы откинулись назад на постель, и я закрыла глаза. Я зарабатывала на жизнь, принимая позы по указке других. Когда приходилось туго, думала о смазанных угольных рисунках в подвалах и кладовках бывших уэстморских студентов по всей стране и о немногих художниках, которым удалось добиться чего-то большего.
В Филадельфийском художественном музее висела картина Джулии Фаск. Она наняла меня для серии поз, когда мне было тридцать три. В результате получился торс в движении, не влезший целиком на холст. Лишь потому что сама позировала для картины, я видела, где Фаск позволила себе определенные вольности — сделала меня более мускулистой, менее тощей.
Пока Хеймиш занимался со мной любовью, я думала о картине Фаск. Когда-нибудь девочки обязательно вновь увидят ее. Джейк отведет их к ней, или Сара вспомнит, как я показывала ее им. Она таращилась на синие, зеленые и оранжевые линии, что извивались по моим бедрами и низу живота. Эмили извинилась и ушла в магазин сувениров.
В работе Фаск заключено мое бессмертие. То, что на картине нет головы, никогда не волновало меня.
Хеймиш внезапно остановился.
— Ты должна мне хоть что-то дать, Хелен.
Я потянулась к его пенису, на этот раз надеясь на эякуляцию, чтобы я могла вытереть живот и притвориться разочарованной.
Чуть насладившись, он остановил мою руку.
— Я — не только член. Коснись меня.
Мои глаза стали маленькими и отчаявшимися.
— Не проси у меня слишком много, Хеймиш. Я сейчас не могу.
— Ты делаешь это ради машины.
Возразить было нечего.
И что-то изменилось. Он раздвинул мне ноги шире, чем было удобно. И стал со мной груб, как будто я была одной из игрушечных фигурок, валявшихся у него на полу, когда он был ребенком.
Я старалась помочь ему. Нажала на все кнопки, произносила фразы, которые десятки раз говорила посреди подлинной страсти. Смотрела на маленькую татуировку дракона под его ключицей и изображала для него бывшую себя.
Наконец, как раз когда мышцы внутренней стороны моих бедер, казалось, безнадежно растянулись, а тазобедренные суставы превратились в сухие шарикоподшипники ровесницы моей матери, он кончил.
Он задрожал и рухнул на меня всем весом. Из меня вышибло дух, и на мгновение я подумала о проститутке в машине Артура Шоукросса, которая следующие три дня провела под кайфом.
Мои руки надавили Хеймишу на грудь.
— Машина, — произнесла я.
— Ты тоже классно трахаешься, — горько усмехнулся он.
Пока он застегивал брюки — хлопчатобумажные, а не привычные джинсы, — я думала о своем таланте все портить.
— Дай мне пару минут все проверить, — сказал он.
Голая, я лежала на его постели и слушала, как он спускается по лестнице на первый этаж, идет через общую комнату и выходит в дверь гаража.
Я не двигалась, пока не застрекотал очиститель воздуха и легкий ветерок не коснулся моего тела. Повернулась на бок, оттолкнулась левой рукой, села на край кровати и принялась одеваться. Мысль возникла, когда я смотрела на жалюзийные двери его шкафа. Поскольку дом принадлежит его матери, а не ему, он должен хранить все, что для него важно, у себя в комнате. Поспешно вскочив, я распахнула дверь. Вряд ли он держит его на видном месте или хотя бы под рукой. Он не из тех, кто так рисуется. Я вытащила ящик из-под бутылок, набитый компакт-дисками, и перевернула его набок — есть что украсть. На полке над одеждой он хранил запасное одеяло, спальный мешок и обувную коробку с блестящими ботинками, которые надевал на похороны своего отца. Я не нашла, что искала.
Безумие! Во время секса я даже не вспотела, а сейчас на лбу выступила испарина. Невозможно предсказать, сколько времени понадобится Хеймишу и когда он придет за мной. Я изучала его комнату. Оценивала. Куда он положил его?
Читать дальше