Юрий Рытхэу - Cкитания Анны Одинцовой

Вытершись насухо, она с трудом натянула на тело ставшее непривычным нижнее женское белье. Оно было подобрано по размеру, но все дело было в том, что оно сковывало, лишало свободы, которую обеспечивало просторное меховое нутро кэркэра.

Одевшись, Анна осторожно толкнула наружную дверь, но она была заперта.

«Настоящая арестантка», — подумала она про себя и уселась на лавку в ожидании своего конвоира.

Обратно шли уже в ранних зимних сумерках.

Тем же безлюдным берегом лагуны. Где-то изредка лаяли собаки, доносились людские голоса, и ровно гудел какой-то мощный двигатель, видимо, электростанции.

Благодаря щедро накрытому столику с множеством уже открытых консервных банок, кусков вареного мяса, разрезанного оленьего языка и бутылки какого-то вина комната больше не казалась арестантской камерой. Она освещалась яркой тридцатилинейной керосиновой лампой.

— Теперь поедим и поговорим, — сказал Атата.

Глядя на столик, Анна вдруг почувствовала звериный голод.

Вино хотя и было сладкое, но с каким-то сургучным привкусом.

— Другого вина здесь нет, только спирт, — виновато вымолвил Атата. — Тебе нравится?

— Честно говоря, мне все равно, — ответила Анна, хотя после долгой бани ей все же было приятно выпить вина.

— По-моему, ты стала еще красивее, — сказал Атата, пристально вглядевшись в Анну. — Посмотри в зеркало.

— Не хочу.

— Я долго думал, — медленно и хрипло заговорил Атата. — У меня будто сердце разрывается на куски. Никогда со мной такого не бывало. Все, что будет после тебя, — не жизнь для меня. И все женщины посте тебя для меня не будут настоящими женщинами.

— Никак ты решил объясниться в любви арестантке? — насмешливо произнесла Анна.

— Ты можешь смеяться, но ты уже знаешь… Мы можем спастись вместе и жить вместе. Ты только должна поверить мне.

Атата сидел на табуретке, согнувшись над столом, и весь его вид говорил о мучительных переживаниях. Даже голос его изменился. В душе Анны шевельнулось нечто вроде сочувствия.

— А как же твоя преданность партии и долгу чекиста?

— Не говори об этом! Ты для меня — все! Только скажи слово!

— А что ты можешь сделать? Ты такой же пленник, как и я. Пленник партии и Министерства государственной безопасности.

Атата встал и подошел к окну, за которым в густой синеве тонул зимний вечер. Не было ни звезд, ни луны, ни полярного сияния.

— Спой мне русскую песню, — вдруг услышала Анна и почему-то не удивилась этой просьбе.

— Хорошо. Я тебе спою любимую мамину песню. — Она откашлялась и запела:

Когда она закончила песню, они услышали, как на краю селения завыла одна собака, за ней другая, третья, и вскоре протяжный и печальный собачий вой заполнил всю синюю, снежную зимнюю ночь Уэлена.

Выезжали перед рассветом прямо на край пылающего неба. Справа высились темные скалы, слева — бесконечно, до Северного полюса, а за ним до Канадского Арктического архипелага, тянулись ледяные торосы.

К полудню достигли Наукана и остановились в яранге Кэргитагина, здешнего шамана и знатока течений и движения льда в Беринговом проливе. До самого вечера Атата о чем-то шептался с ним, угощал спиртом, а потом вдруг объявил, что отправляются дальше.

К ночи небо прояснилось, и Анна увидела левее темную громаду острова Большой Диомид.

Атата остановил собак.

— Ты знаешь, что там?

Он показал на мыс другого острова, почти слившегося с первым.

— Это остров Малый Диомид, по-эскимосски — Иналик. Это уже американский остров. Там — свобода!

Секретарь окружкома партии сидел за столом и смотрел в большое окно на медленно разгорающийся день. Болела голова, печень, и во рту было сухо.

Он пошевелил языком, нашел взглядом лежащий перед ним стакан и сделал большой глоток разведенного спирта. На лежащей перед ним бумаге остался круглый влажный след.

«Пограничная застава на острове Ратманом (Большой Диомид) сообщает, что за указанный период никаких попыток пересечения государственной границы не наблюдалось. Последним товарища Атату и арестованную Одинцову видел житель эскимосского селения Кэргитагин, разговаривал с ними, однако утверждает, что Атата спрашивал лишь о дороге в залив Лаврентия.

Обобщив все сведения, свидетельские показания, можно полагать, что товарищ Атата и арестованная гражданка Одинцова погибли во льдах Берингова пролива.