Ринто добрался до стада и сообщил о своем решении.
— Мы, конечно, оленей не отдадим. Вы сейчас перегоните их на плато. Если что — я согласен отдать себя в плен.
— Если тебя возьмут, кто останется старшим в стойбище? — спросил Рольтыт.
— Старшей в стойбище будет Анна, — твердо сказал Ринто. — Я знаю, что кое-кому это не понравится, но так надо. Она теперь много знает о нашей жизни, может совершать все обряды, а что касается оленьей пастьбы, выбора пастбищ, то в этом Рольтыт хорошо разбирается.
— Но, может быть, мы еще отобьемся? — робко предположил Рольтыт. В небольшой палатке пастухи держали огнестрельное оружие — старый американский винчестер да дробовое ружье шестнадцатого калибра, чтобы отгонять волков.
— Отбиться-то мы можем, — задумчиво Ринто. — Но чукчи давно не стреляют в людей. Не наше это дело — проливать человеческую кровь. А потом — нам все равно придется ответить за это. Мщение со стороны власти будет жестоким — недаром они воевали четыре года…
Ринто подошел по очереди к каждому из сыновей и потерся щекой о щеку с ними.
Оба сына стояли неподвижно, пока фигура отца не скрылась за нависшей скалой.
Время давно перевалило за полночь. Вскоре должно взойти весеннее солнце. Но снег все еще сохранял ночной наст и с хрустом ломался под ногами.
Гости еще спали. Ринто почему-то подумал, что к утру спящий человек почти перестает храпеть: видно, готовится просыпаться.
В яранге уже потрескивал костер, и дым поднимался к вершине конуса — к дымовому отверстию.
В тишине весеннего утра, под синевой нависшего снежного козырька, Ринто взял Анну за рукав кэркэра и медленно произнес:
— Пришел великий час нашего испытания. Прежде всего, я хотел повиниться перед тобой, что не смог сделать твою жизнь в тундре спокойной и безмятежной. Видимо, такие дни для нашего народа кончились… Я уже сообщил сыновьям, что решил принести себя в жертву. Пусть меня увозят, судят, расстреливают, но оставят в покое вас. Надеюсь, договорюсь с Ататой. Он все же наш земляк, хотя и человек другого племени. Я также сказал сыновьям, что ты остаешься за меня старшей в стойбище. У них хватит разума повиноваться тебе, а ты человек сильный и умный, сумеешь с ними справиться.
— Я не уверена, что справлюсь, — ответила Анна, пораженная услышанным. — Я — женщина.
— Бабушка Гивэвнэу тоже была женщиной. Однако она вырастила нас и сохранила наше стойбище, наше стадо.
Брезент палатки заколыхался, и наружу выполз Гатле, продирая глаза тыльной стороной оленьей рукавицы. Потом вылез второй каюр, Ипэк, а за ними показался сам Атата. Все трое встали в ряд за палатку и зажурчали в снег, сопровождая это громкими выхлопами утробного воздуха.
Завязывая витой шнурок на меховых штанах, Атата кивком подозвал Ринто:
— Будем чаевать и разговаривать. Готовиться к переходу в Уэлен.
Внешне Ринто казался нисколько не удрученным всем случившимся. После принятия окончательного решения он почувствовал себя успокоившимся: он теперь знал, что надо делать, что ожидает его.
За утренним чаепитием, которое выглядело почти что праздничной трапезой по обилию мяса, оленьих лакомств — прэрэма, костного мозга из оленьих ног, квашеной зелени и даже мелко наколотого сахара, Ринто распоряжался как радушный хозяин, встречающий дорогого гостя. Чего нельзя было сказать об Атате, хмуром, насупленном, хотя он умылся твердым зернистым снегом. Он чувствовал себя пасмурно и тягостно от вчерашнего выпитого. Он знал от опытных русских, и прежде всего от секретаря окружкома партии Грозина, что это состояние можно снять небольшим количеством алкоголя. Но Атата испытывал такое отвращение к спиртному, что скорее соглашался терпеть и страдать, нежели даже понюхать дурной веселящий напиток.
Сделав большой глоток крепкого чая, он спросил Ринто:
— Сколько тебе надо времени, чтобы отправиться в путь?
— Я готов хоть сейчас.
— А твои люди, оленье стадо?
— Я решил отправиться с тобой один. А люди пусть остаются. Со мной можете делать что хотите, но моих родных прошу оставить в покое.
Атата некоторое время молча и пытливо всматривался в непроницаемое лицо Ринто, пытаясь переварить только что услышанное.
— Значит, так ты решил? — в голосе Ататы послышались зловещие нотки.
— Да, это мое решение, — спокойно ответил Ринто.
— И долго ты думал над этим?
— Всю ночь не спал.
— Зря не спал. Мог спокойно спать. Потому что ты не имеешь никакого права принимать решение. Это сделали давным-давно наш великий вождь и учитель Иосиф Виссарионович Сталин, Центральный комитет партии большевиков и Советское правительство.
Читать дальше