Юрий Рытхэу: Cкитания Анны Одинцовой

Когда Танат вошел в умывальную комнату, Анна чистила зубы.

— Вот хорошо, что ты пришел! Полей мне воды.

Помогая девушке, Танат заметил:

— А в тундре зимой негде умываться…

— Я собираюсь жить так, как живут исконные оленеводы, — ответила Анна.

— Трудно будет.

Одинцова посмотрела на Таната.

— Тебе трудно было?

Танат улыбнулся.

— Но я же привычный… Родился в тундре, вырос в яранге. Нелегко было привыкать к здешней жизни. За настоящую парту сел только в пятом классе, а до этого писал, растянувшись на полу, как тюлень.

— Ты — человек, и я — человек, — сказала Одинцова. — Значит, и я могу жить твоей жизнью.

— Хотел бы я услышать, что ты скажешь, когда окажешься в тундровой яранге… При свете жирника или костра… Там даже керосиновых ламп нет.

— Если я что задумала, то обязательно добьюсь своего, — с неожиданной твердостью в голосе произнесла Анна.

С этого дня они не расставались. Он показал ей самые красивые места в Уэлене. Проделали долгий путь по берегу моря до Пильгына, пролива, соединяющего лагуну с открытым морем. Посетили старое кладбище, где в оградках камней белели кости схороненных. Рядом лежали копья с наконечниками, гарпуны, каменные плошки, осколки фарфоровой посуды, костяные пуговицы и пряжки, ржавые ружья и даже полуистлевшая, с распавшимися мехами гармошка. Чуть в сторонке высились два холмика из каменных глыб, под которыми лежали два тангитана, похороненные по русскому обряду в деревянных ящиках. Из-под камней торчали разбитые, серые доски, рядом валялись столбики с пятиконечными звездочками, вырезанными из жестяных консервных банок. Пока Анна делала торопливые зарисовки, Танат отошел в сторонку. Жадные расспросы об обряде захоронения, непонятное ему любопытство, странное возбуждение девушки покоробили Таната, и он впал в мрачное настроение.

Уже вечером, у дверей своей комнаты, Анна ласково спросила:

— Ты что поскучнел?

— На кладбище не бывает весело.

— Но мне это очень интересно, и для науки важно, — сказала Анна и втянула в комнату слегка упиравшегося Таната.

Зимой здесь жила учительница математики Екатерина Ивановна Покровская. Если в конце недели выпадала хорошая погода, влюбленный в нее директор из соседнего эскимосского селения, Николай Николаевич Максимов, приходил на лыжах, преодолевая опасный Дежневский перевал и пустынную долину, в которой никогда не утихал ледяной ветер. Скрип пружинной кровати, приглушенные стоны и страстные вздохи были слышны даже в коридоре, и интернатские ребята настороженно внимали непривычным звукам тангитанской любви. После окончания учебного года Екатерина Ивановна перебралась в Наукан, [8] Название древнего, ныне не существующею эскимосского селения в 30 километрах к востоку от Уэлена. и комната оставалась свободной, лишь иногда служа временным пристанищем редкому командированному из районного центра.

Почти все пространство занимала широкая кровать, застеленная обычным серым интернатским одеялом. Не было ни стула, ни табуретки, так что поневоле пришлось сесть на постель.

Они сидели рядом, под их тяжестью пружинный матрас прогнулся, и они поневоле крепко прижались друг к другу. Сердце Таната забилось, он боялся, что Анна может услышать его удары. Казалось, что еще немного, и он потеряет сознание.

Они не разговаривали, лишь безотрывно смотрели друг другу в глаза.

Анна близко придвинула свое лицо и поцеловала Таната. Он даже не успел отпрянуть. Так вот он какой, сладкий тангитанский поцелуй! Будто проваливаешься в огромное, теплое, влажное облако нежности. Танат обмяк, как неосторожно проткнутый наконечником гарпуна пыхпых. [9] Воздушный пузырь из снятой целиком кожи тюленя.

То, что потом случилось, поразило возникновением сладкой и острой тоски. Едва одевшись, Танат выбежал из комнаты и спустился на берег моря, к студеному дыханию остававшегося ледового припая. Лицо его было залито слезами, и порой неожиданный всхлип сотрясал тело.

Он брел вдоль берега, пока не дошел до пролива, соединяющего лагуну с океаном, и только тогда повернул обратно.

Но он пришел на следующий вечер и на этот раз уже остался у Анны до утра. В короткие промежутки между горячими ласками влюбленные беседовали вполголоса, рассказывали друг другу о своей жизни. Анна довольно скупо сообщила о смерти своих родных и близких во время блокады, сама она в ту пору жила в университетском общежитии и одновременно работала в госпитале, на Пятой линии Васильевского острова. Зато она без устали расспрашивала Таната о его детстве, об обычаях, праздниках, ее интересовали даже самые незначительные мелочи быта в кочевой яранге.