Юрий Рытхэу - Cкитания Анны Одинцовой

«Я сегодня чертовски устала. Пожалуй, это можно только сравнить с той свинцовой усталостью, когда мы раскапывали в Ленинграде, на Пятой линии Васильевского острова разрушенное фашистской бомбой крыло нашего университетского общежития.

За весь долгий день у меня не было ни одной свободной минуты. С утра поддерживала огонь в костре, подносила стланиковые ветки, которые горят неважно: много дыма и мало огня, они сырые и не успевают высохнуть на солнце. Удивительно, но в полярной тундре в летнее время довольно тепло, даже жарко, и, если бы не комары, можно было бы раздеться донага и загорать. Но такого рода времяпрепровождение в тундре совершенно невозможно, меня бы сочли сошедшей с ума. Озерца, расположенные вокруг стойбища, полны утят. Вода теплая, но на дне лежит нетающий лед вечной мерзлоты. Здесь никто не купается. С утра, после легкого завтрака во рту у меня ничего не было, и я даже почувствовала легкое головокружение от голода.

Когда мы с Вэльвунэ разделывали оленя, я решилась проглотить несколько кусков теплой, истекающей кровью печенки… А она оказалась неожиданно вкусной, нежной. Я никогда не ела устриц, но по описанию могу предположить, что это ощущение весьма сходно.

Теперь о рилкыриле. Это одна из главных составляющих в рационе жителя тундры. Поскольку я его готовила собственными руками, то могу подробно описать, как делается этот чукотский суп. Приготовление его весьма просто: берется олений желудок, первая его камера, с содержимым, добавляется оленья кровь, и этот темно-серый мешочек весом килограмма в три подвешивается на поддерживающих свод шестах яранги, желательно так, чтобы на него попадал дым от костра.

Какое-то время происходит своеобразная ферментация или брожение внутри этого мешочка, и в результате получается густая жидкость, которая после варки становится пригодной к употреблению даже такому непривычному человеку, как я. От крови она достаточно солоноватая, а полупереваренный мох придает вкус зеленого шпината, и вообще такое впечатление, что в суп добавлен перец.

Но ничто не может сравниться с самим просто вареным оленьим мясом, нежным, ароматным и бульоном. Особенно хорош остывший бульон, покрытый корочкой белого застывшего жира. На десерт, еще до чая, обычно едим костный мозг из оленьих ног. Эта главная трапеза происходит вечером, после окончания трудового дня. Несмотря на довольно значительное количество съеденного, нет ощущения тяжести в животе, а вот ощущение прибывающих сил буквально распирает тело, хоть снова принимайся за дело.

А теперь подробная схема яранги Ринто, ее устройство с названиями всех ее частей…»

Дальше в дневнике Одинцовой на нескольких страницах был помещен тщательно выполненный план яранги, вид сверху, сбоку, схематический и общий, рядом с входом в тундровое жилище для масштаба была нарисована фигурка человека, отдаленно напоминающая Ринто.

«Самым сложным и трудным для меня, конечно, будут сведения об интимной, внутренней жизни чукчей. Что касается сексуальных привычек, то мне трудно судить об этом по своему мужу: конечно, он еще молод, неопытен, хотя, согласно теории Маргарет Миид, Танат должен бы знать побольше, и сексуальный опыт у него должен быть с первых признаков возмужания. Правда, эти годы пришлись у него на интернат. На мои попытки завести подробный разговор о сексуальных привычках и сексуальном опыте мой молодой муж краснеет, как невинная девица, и замолкает. На все мои прямые и косвенные вопросы не отвечает, увиливает, говорит, что все это стыдно. Но ведь юным самоанцам не было стыдно! Может быть, Маргарет Миид ошибается? Я пыталась найти в ее дневниках и в книге хотя бы намек на то, что юные туземцы и впрямь совокуплялись ни ее глазах. Но все ее утверждения строятся на устных рассказах самоанцев, как самих юношей, так и взрослых. И часто эти рассказы весьма красочны и изобретательны! Чего не скажешь о наших физических отношениях с моим юным мужем. Чаще всего мне самой приходится быть инициатором…

Однако посмотрим на это с другой стороны. Есть ли среди расовых различий, кроме внешних и внутренние, нравственные, психические? Расисты утверждают, что они существуют, и наблюдения ученицы Франца Боаса подтверждают это. То есть у самоанцев отсутствует одно из фундаментальных человеческих чувств, коим является естественный стыд, сопутствующий отношениям между полами. Отсутствием естественных нравственных ограничений, подавляющих сексуальные чувства, Маргарет Миид объясняет ту легкость, с которой якобы самоанцы преодолевают трудный переходный возраст сексуального созревания. Но ведь половое бесстыдство скорее животное чувство, чем человеческое. И как бы знаменитая ученая ни выставляла себя верным другом самоанцев, этими утверждениями она выводит их за границу нормальных людей… Тут что-то не то. Было бы прекрасно после этой чукотской экспедиции отправиться на Самоа и встретиться с теми юношами и девушками, с которыми так интимно и задушевно беседовала Маргарет Миид. Сейчас это зрелые, если не сказать более, люди. Могли бы они сейчас это утверждать? Или самоанцы и чукчи — люди совершенно разных рас, и у каждой расы свое отношение к этому чувству — человеческому стыду, моральным устоям, которые как бы сами собой поддерживают жизнь человека. Или все-таки это другое?