Евгений Попов - Самолёт на Кёльн. Рассказы

А только вышла ошибка, и внезапно вспыхнувшая любовь стала через определенное количество времени бывшей, как и всегда бывает с любовью, если только человек имеет мужество не врать.

Меня всегда удивляло, как это бабам не брезгливо красить харю, ведь красильные их снадобья варятся из какого-то грязного сала, цветного песка, глины; ведь это просто дикарство, граждане, все эти их серьги в ушах, затененные зеленые веки, щипаные брови. Да разве мужику, если он, конечно, не педераст, придет когда-нибудь в голову безумная идея выщипать себе брови, намазать красным губы и вставить себе в нос кольцо?

Но однажды я вдруг понял – это Он, Символ, крашеное это бабье рыло неземной красоты. Я теряю дорогих мне женщин, я теряю дорогих читательниц, ну и плевать я на них хотел!.. Я плюю на них во имя Правды!..17 Ведь должен же хотя бы один человек честно высказаться по этому вопросу, если жить честно и в соответствии решению этого вопроса не осмеливается ни один человек.

И я вам честно скажу, что мерзее баб ничего на свете нет, мерзее этих сук, красящих свои хари и пляшущих свои половецкие пляски вокруг высокого сексуального костра18.

Но это же – БАБЫ!.. ЖЕНЩИНЫ, видите ли, это совсем, видите ли, другое дело. Женщины с Большой, естественно, буквы, добрые советские советчицы19, Матери Наших Детей… Также существуют на свете: 1) Любовь 2) Дружба 3) Скрипачи 4), 5), 6), 7) и т.д. числом (я подсчитал на бумажке) примерно до 100-а. Ветка сирени, например, тычущаяся в окно майским рассветным утром, фигурирует в моем перечне гуманистических ценностей под номером 22… Так что – до 100-а, до 100-а. Кто больше?..

«БЫЛ ЗВЕРСКИ ПОГИБ ОТ БАБ», – прочитал я краткую эпитафию на каменной плите одной восточной могилы. И я был поражен ее сочностью, афористичностью и емкостью, и я впервые подумал о местопребывании Истины на стыке двух языково-материальных культур.

Ну а короче, вскоре после того, как я получил официальный развод, я все чаще, как мне казалось, стал ловить в глазах своей новой подруги (Бывшей Любви) тоскливо-тревожный отблеск того, обозначенного чуть выше, метафорического костра, гложущие жадные языки, огонь, так сказать, Желания. Вечного Желания, чтоб разбежался и с разбегу нырнул и навсегда канул в ее влажной жаркой мякоти, «Нет» (одновременно), «Нет» (постоянно), – говорила она. – Мы станем работать и мы НЕ СМОЖЕМ мешать друг другу. Мы будем смотреть на звезды, и мы преодолеем, мы преодолеем… Мы – не другие, мы – не «которые»… Мы сможем…

11) Разум 12) Чистота 13) Доброта…»

Но однажды ее наконец прорвало, и она заорала, и лицо ее, наверное20, стало совсем некрасивым, приблизившись к идеалу Красоты (19) с противоположного конца. Она орала и со свистом сморкалась в платок, и тушь текла с ее мохнатых ресниц, как река Е. в Ледовитый Океан.

– Ты что думаешь?! – орала она. – Ты что, интересно, думаешь? Ты думаешь, что это будет продолжаться вечно? А ты обо мне подумал? Ты понимаешь, что ВСЕ теперь смеются надо мной и показывают на меня пальцем? Ты мне что говорил? Ты говорил, что если у нас случайно будет ребенок, ты мне позволишь его оставить?

– Я и сейчас так говорю, – ошеломился я, но она, не слушая, вновь набрала в рот воздуху.

– Да, да! Я ХОЧУ замуж, и если ты этого не понимаешь, если ты делаешь вид, что этого не понимаешь, то я, я тебе, ятебеятебе скажу, что хватит тебе делать вид, будто ты ничего не понимаешь. Ты прекрасно понимаешь, в какое ты меня ставишь положение. А я не хочу быть посмешищем и я не хочу превращаться в стареющую суку, ловящую мальчиков… Это – унизительно! Это – унизительно! Унизительно! Я сама тебе сделала предложение, тогда на Новый год. Ты думал, что я не помню, что я была пьяная? А я все помню и я совсем не была пьяная. Мне все, все сказали, что это – унизительно, когда женщина осмеливается, когда она уже не в силах терпеть, а ей в ответ плюют в рожу… И мама, и П21 мне так говорят, они говорят, что у меня совсем нет гордости и что они меня предупреждали, что тем все и кончится, потому что я многое проиграла с самого начала! Все! Между нами ВСЕ кончено. Между нами давно все кончено… Ты такой же, как и все! И я тебе не пес Каштанка! Ты – такой же, как и все. А я – тоже человек, и я не позволю, чтобы надо мной измывались, и я…

– Да пошла ты!.. – завопил я и, пыхтя от злобы, тяжело, бессмысленно улыбаясь, повесил (бросил) наконец-таки трубку, мгновенно вспотев, нервно шевеля пальцами. И хотя в паузах, заполняя пустоты и каверны, я ей тоже что-то говорил, бросал реплики22, это не имело (и не имеет) никакого значения.