Евгений Попов - Самолёт на Кёльн. Рассказы

Милиционер сплюнул.

– Это как же так – вылил? – ахнул московский гость.

– А вот так – взял и вылил, – разъяснил Рябов. – Пасть разинул, вылил, стекло выплюнул и ушел.

– Не, все-таки он не иудеец, – сказал Гриша. – Может быть, он и не молокан, но уж во всяком случае не иудеец…

И неизвестно, чем бы закончился этот длинный спор относительно религиозной принадлежности Тюрьморезова Ф.Л., как вдруг по базару прошел некий ропот.

Милиционеры подобрались и посуровели. Меж торговых рядов пробирался высокий ухмыляющийся мужик. Он махал руками и что-то кричал. Старушки почтительно кланялись мужику. Мужик схватил огурец и запихал его в бороду. Когда он подошел к фотовитрине, лишь хрумканье слышалось из глубин мужиковой бороды. И вовсе не надо было быть москвичом, чтобы узнать в прибывшем Тюрьморезова Ф.Л.

Тюрьморезов Ф.Л. внимательно посмотрел на свое изображение.

– Все висит? – строго спросил он

– Висит, – скупо отвечали милиционеры. – А вы на работу стали, Фален Лукич?

– Я вам сказал! – Тюрьморезов глядел орлом. – Пока мне не дадут соответствующий моему уму оклад 250 рублей в месяц, я на работу не стану.

– Да у нас начальник получает 150, – не выдержали милиционеры. – Ишь ты, чего он захотел, гусь!

– Значит, у него и мозгов на 150 рублей. А мне надо лишь необходимое для поддержания жизни в этом теле. – И Тюрьморезов указал на свое тело, требующее 250 рублей.

– Вы эти шутки про Тищенко оставьте, – жестко пресекли его милиционеры. – Последний раз – даем вам три дня, а потом пеняйте на себя.

– Да что вы так уж сразу и кричите, – примирительно сказал Тюрьморезов. – На человека нельзя кричать Христос не велел ни на кого кричать. Эх, был бы жив Христос – сразу бы мне отвалил 250 рэ в месяц Уж этот-то не пожалел бы А вы, уважаемые гражданы – а пока еще, между прочим, даже и товарищи, – одолжите-ка человеку папиросочку. Дайте-ка, пожалуйста, закурить-пофанить.

Милиционеры замялись, а московскому гостю тоже захотелось принять участие в событиях.

Может, моих закурите? Американские. «Винс-тон» Не курили?

– Могу и американских, – согласился Тюрьморезов – В свете международной обстановки могу и американских. Дай-ка два штука, братка, коли такой добрый

И он выхватил из глянцевой пачки московского гостя множество сигарет. Спрятал их за уши, затырил в дремучую бороду

– Ну и фамилия у вас! – игриво сказал московский гость, поднося Тюрьморезову огоньку от газовой зажигалки. – Вот уж и родители, верно, были у вас, а? Оставили вам фамильицу!

И тут Тюрьморезов Ф.Л. на глазах всех присутствующих совершенно одичал. Его волосы вздыбились, глаза налились кровью, и даже сигарета торчала изо рта, как казацкая пика.

– Ты чего сказал про родителев, кутырь?! – мощно выдохнул Тюрьморезов и протянул длань, чтобы схватить московского гостя за грудки.

– А ну-ка прими руки, Тюрьморезов' – крикнули милиционеры и грудью стали на защиту москвича.

– Да нет. Он – ничего, – стушевался гость. – Он за внешней оболочкой прячет доброту. Вы, пожалуйста, не обижайтесь, товарищ Тюрьморезов. Я так.

– А вот и не бухти тогда попусту, раз так, – с удовольствием резюмировал Тюрьморезов, смачно выдохнул дым и навсегда остался жить в Сибири.

А московский гость вскорости возвратился в Москву. Там он и служит сейчас на прежнем месте, в издательстве на букву «М». Начальство им очень довольно, и к празднику он было получил хорошую премию. Но ее у него почти всю отобрала жена, потому что захотела купить себе норковую шубу. Насмотрелась разных фильмов на закрытых просмотрах, вот и захотела. А ведь такая вещь стоит громадную сумму. Вот вам типичный пример отрицательного влияния буржуазной эстетики на слабую душу.

ХОЛОДА

Это холода, что ли, во всем виноваты?

Они сидели за столом, крытым непроизвольно пятнистой, вчера еще белой скатертью, и кряхтели. Который час уже крутилась на проигрывателе одна и та же какая-то слишком звонкая пластинка. За окном сам собой трещал мороз.

Ты выключишь когда-нибудь это дерьмо? -не выдержал наконец грубоватый хозяин дома Мало фенин Никита, неопределенных занятий лицо с уклоном в журналистику.

Жена его, нежная Валечка, служащая научно-исследовательской лаборатории, обиженно поджала узкие губы и ничего не ответила. Нервный журналист поднялся и выдернул штепсель из розетки. Иностранное пение, забуксовав, кончилось.

– Верни мне музыку, без музыки – хана, – мелодично попросился Убоев Витенька, традцатилетний студент одного из столичных вузов, «будущий тип с мировым именем», как он сам себя величал. Но Малофенин оставил скромное заявление друга решительно безо всякого внимания. Он налил и поспешно выпил стопочку.