Андрей Анисимов - Мастер и Афродита

Темлюков с носильщиком кое-как пристроили кованый сундук на тележку. Носильщик, удостоверившись, что странный багаж зафиксирован, рванул с места. Темлюков зашагал рядом, а Шуре пришлось бежать, поскольку ходить таким быстрым шагом, каким ходят московские носильщики, она не умела.

Мешали туфли на каблуках и людская толкотня.

Шура придерживала Темлюкова за рукав, боясь отстать и потеряться. Наконец они добрались до стоянки такси. В багажник обыкновенной машины сундук не входил, и им пришлось дожидаться «Волги»-универсала.

Шура смотрела на огни огромного города, на реки прохожих, снующих прямо под колесами, и у нее кружилась голова. Хотелось сбросить ненавистные туфли, но она стерпела.

Ехали недолго. Таксист помог Темлюкову затолкать сундук в лифт. Шура поежилась, когда скрипящая коробочка поползла вверх по этажам.

– Не оборвется? – спросила она с опаской.

– Что не оборвется? – не понял Константин Иванович.

– Ну, этот, лифт. Сундук-то тяжелый, – ответила Шура.

– Не знаю, – серьезно сообщил Темлюков.

Лифт дотащился до верхнего этажа. Темлюков, ругаясь и сопя, долго отыскивал ключи, нашел, отпер двери и, зайдя внутрь, зажег свет. Шура вошла и осмотрелась. Совсем не таким представляла она себе столичное жилье. Где полированная мебель? Где кресла и обязательный, с ее точки зрения, торшер?

Она покрутила головой, отыскивая телевизор, но и его не обнаружила. Деревянные стеллажи, сплошь заставленные холстами, делали помещение в глазах Шуры похожим на амбар или кладовку. Лежанка завалена книгами и журналами. Ее матюхинская постель перед этой выглядела царским ложем. Пол с подтеками масляной краски дополнял неприглядный вид.

Шура с дороги устала и теперь, поняв, что именно здесь ей предстоит обитать, очень хотела сказать художнику все, что она думала. А думала Шура так:

«Стоило для того, чтобы жить в этом сарае, потратить столько сил на старого козла?! Торчать перед ним в разных позах, подначивать и раззадоривать, обстирывать и кормить». Но Шура улыбнулась и, подойдя к стеллажам с холстами, нежно спросила:

– И это все ты намалевал?

– Старье, – ответил Темлюков, раскрывая окна. – Последние работы там. – Он махнул рукой за стеллаж.

– Мне и старые интересно посмотреть. Когда покажешь? – спросила Шура, выдерживая томную заинтересованность.

– Будет время, – ответил Темлюков. – Пьем чай, в душ – и спать…

Шура представила, что сейчас еще придется греть воду.

– С баней поздно начинаться… Пока воду согреешь, рассветет.

– Какую воду? – не понял Константин Иванович, а когда понял – рассмеялся и, взяв Шуру за руку, повел в ванную. – Этот кран с горячей водой, этот с холодной. Чтобы не ошпариться, надо мешать.

В отличие от других помещений, ванная комната имела нормальный городской вид и ослепила Шуру сиянием белоснежного кафеля. Сообразив, что не так уж безнадежно убого живет ее художник, Шура наконец потеплела и тоже улыбнулась:

– Слава тебе Господи, воды хоть таскать не нужно. А то каждый раз с ведрами в твоем лифте замучаешься.

Константин Иванович отладил Шуре душ, а сам принялся разбираться с вещами. Корзинка с гостинцами жены Клыкова оказалась опять кстати: еды в мастерской ни крошки. Холодильник стоял в углу отключенный и чисто вымытый.

Наслаждаясь бесконечным поступлением теплой воды, Шура довольно быстро разобралась с бутылочками на полке и, отыскав шампунь, пахнущий кедром, принялась намывать голову. Теплый душ снял усталость. Шура даже принялась напевать, натирая себя мочалкой. Обретя свежесть, она подумала, что неплохо было бы пропустить стаканчик самогону.

Она любила немного выпить после бани и сейчас жалела, что не прихватила с собой заначку, которую умудрялась так запрятывать в матюхинской баньке, что даже Гришка, имевший на спиртное особый нюх, ни разу ее не отыскал.

С этими размышлениями Шура распахнула дверь и в костюме Евы вышла в мастерскую. Ее встретили восхищенными возгласами человек семь мужиков.

– Афродита! – закричал квадратный бородач.

– Она самая. Из пены морской! – поддержал басом двухметровый великан с детским розовым лицом.

Шура, пискнув, юркнула обратно. За шумом воды и собственным пением она не слышала, как на свет темлюковской мастерской стали подтягиваться соседи-художники. В доме мастерских было еще три, и все соседние дома с мансардами также имели по несколько мастерских. Собратья по кисти, что не перестали бывать у Темлюкова после его разрыва с властями, явились поздравлять мастера с завершением фрески. Непривычно резко зазвонил телефон. Темлюков, отвыкший за время деревенской жизни от обычных городских звуков, снял трубку не сразу. Незнакомый женский голос казенно произнес: