Михаил Попов: “Катти Сарк”, несущая ветер

- Жил был Ветер, и была у него жена - простая русоволосая женщина. Ветер часто улетал, носился над лесами и долами, взмывал на высоченные вершины и опускался в глубокие ущелья. В поисках чего-нибудь неведомого он обследовал все земные уголки. Потом усталый возвращался домой, выпивал кувшин молока и затихал, склонив голову на колени жены. Жена вынимала гребень и принима­лась расчёсывать его спутанные волосы. А когда муж засыпал, латала его драный дорожный плащ. Наступал рассвет, и Ветер снова улетал в неведомые дали...

Алёшка задремал. Но Сергей с Ксюшей слушали Ламку, затаив дыхание и ловя каждое слово.

- Так продолжалось долго - всю жизнь. Но вот однажды Ветер улетел и назад не вернулся. Миновал день, прошёл другой, окончился третий... Каждый вечер женщина выходила на крыльцо и ждала мужа. Она до потёмок глядела в закатную сторону. На небе загорались звёзды и всё явственнее проступал Млечный Путь...

Ламка сделала глоток.

- В тот вечер, как всегда, женщина стояла на крыльце. С Млечного Пути брыз­нула звёздочка. Женщина проследила её коротенькую вспышку и вернулась в дом. На душе у неё было неспокойно. Сев у камелька, она принялась за пряжу, а сама всё прислушивалась. Неожиданно донёсся всхлип. Он шёл откуда-то издалека. Так ей показалось. Она замерла и сидела не шелохнувшись. Звук повторился. Только это был уже не всхлип, а жалобный стон. Женщина обвела глазами все углы. Стон доносился из печной трубы. Женщина встрепенулась, бросилась на улицу и запрокинула голову. Над печной трубой тревожно метался слабый ды­мок, очертанием повторяя блистающий Млечный Путь. «Вот ты где!» - грустно прошептала женщина. Она всё поняла. Её муж Ветер умчался за земные пределы. Создатель сделал его пастухом, и Ветер пасёт теперь отару звёзд на Млечном лугу. А душа Ветра послана на Землю. Это она курлычет в печной трубе, выра­жая его печаль и любовь... Вернувшись в дом, женщина поставила на припечек плошку молока. Утром плошка, оказалась суха... С тех пор так и повелось. Когда солнце отправлялось на покой, женщина выходила на крыльцо и поднимала голо­ву в сторону Млечной дороги. В полночь оттуда срывалась маленькая звёздочка. Женщина возвращалась в дом и ставила на припечек плошку с молоком. Утром в плошке не оставалось ни капли. Зато вечером женщине казалось, что Млечный Путь сияет ещё ярче...

Ламка умолкла. Сергей с Ксюшей не шевелились. Тишину нарушало лишь Алёшкино посапывание.

- Мама, - спросила Ксюша, голос её был напряжён, а глаза широко раскрыты. - Как звали ту женщину?

Ламка повернулась, глотнула вина, посмотрела на дочку, более пристально - на Сергея и снова устремила глаза в окно:

- Катти Сарк...

...День подошёл к концу. Алёшка спал. Ламка предложила не тревожить его, а оставить в их номере. Сергей так и сделал, только раздел и перенёс малого на Ламкину постель.

- Готов предоставить поэтическое прибежище, - шепнул он Ламке. Она при­жалась к нему, потому что Ксюша к той поре тоже угомонилась. Правда, когда они с Ламкой уходили, ему показалось, что она подняла голову.

К полуночи метель ослабла. Ветер стих. Небо вызвездило. По небесному океан-морю поплыл парусок месяца.

Растратив наконец пыл, который с трудом сдерживался больше суток, Сергей с Ламкой тоже затихли. Лёжа в объятиях друг друга, они неспешно переговарива­лись. Обсуждая, нахваливали детей. Перебирая прошедший день, вспомнили про лисичкин гостинец. Тут Ламка стала выпытывать, как ему это удалось - сохранить пирожки горячими. Сергей поначалу подразнил её, а потом признался.

- Вот она, оказывается, какая Лиса Алиса, - протянула Ламка и принялась его щекотать.

Сергей уворачивался, отбивался, пытался ускользнуть.

- Какая же я Алиса? - В подтверждение этого соприкасался убедительным ме­стом, предъявляя его как неоспоримый факт, - ничего не помогало, пока наконец он не стиснул Ламку в объятиях. - Какая же я Алиса, - утишая смех и дыхание, возражал он. - Уж тогда лучше Кот Базилио, - и при этом миролюбиво и слад­ко замурлыкал. Лунный свет, ограниченный шторами, теперь падал на Ламкину грудь. - Вот это поле чудес. - Сергей касался губами теплой кожи. - Вот это сере­бряные монетки. - Он перебрал губами все до единой родинки, что составляли со­звездие Ламки. - Что купит на них благородный Кот Базилио? - Это он произнёс дурковатым голосом, и тут же надев личину Кота Матроскина, очень убедительно промяукал: - Молочка...

Лунный свет стекал с Ламкиного соска и струился ниже.

- Куда ведет этот млечный путь? - шептал Сергей, уже выходя из роли и на­чиная задыхаться. - Ему мешают горные отроги. - Это он коснулся скомканного одеяла и, не в силах более что-либо говорить, решительно откинул его, давая вы­ход лунной дорожке...