Михаил Попов: “Катти Сарк”, несущая ветер

Сергей не стал объяснять Ламке, что стало с «несносной обидчицей», - пона­добилось бы что-то раскрывать, уточнять, а то и оправдываться. Ведь особой той была «тонкая натура» - его жена.

О своих половинах они старались не говорить. Зато о детях рассуждали много и охотно. Тем более что детство было главной темой Ламкиных публикаций.

«Существует расхожее выражение «Дети - цветы жизни», - прочитал Сергей в одном из её очерков. - Лично мне оно не нравится. Цветы - это красиво, но при­менительно к нашей природе быстротечно. Если уж сравнивать детей с флорой, то лучше обратиться к деревьям. Дети - маленькие деревья, растущие среди леса, образуемого взрослыми».

Сергей на это пошутил:

- Вот бы и называть так: мальчик по имени Клён, девочка по имени Ольха.

- А что! - откликнулась Ламка. - В древности, в язычестве, так ведь и назы­вали...

Из этого у них возникла игра: что ещё годится на имена.

- А всё, - великодушно разрешила Ламка. В ход пошли птицы, звери, рыбы: мальчик Чибис, девочка Ряпушка. Вспомнив, что многое из этого ряда и так при­меняется в нарицательном смысле - премудрый Пескарь, например, - они обрати­лись к травам и цветам. Потом перебрали россыпи полезных ископаемых. А ещё Ламке пришла идея использовать название месяцев.

- Ага, господин по имени Февраль, - съязвил Сергей, сделав упор на второй части.

- А если мальчик по имени Январь? - отозвалась Ламка.

Однажды они с нею шли по набережной. Им в тот день оказалось по пути - она направлялась за дочкой в музыкальную школу, а он - за сынишкой в садик, чтобы отвести его к зубному врачу. Уже смеркалось, к тому же набережная оказалась безлюдна. Они шли в обнимку, и время от времени целовались. Вдалеке кто-то показался. Они разомкнули руки и приняли чинный вид. Судя по росту, прибли­жался мальчик. Так они заключили, обменявшись догадками. Однако когда про­хожий поравнялся с ними, они поняли, что ошиблись. Это был взрослый, даже уже пожилой человек, хотя и маленького роста. На нём ладно сидело драповое пальтецо с каракулевым воротничком, а на голове высилась каракулевая - пирож­ком - папаха. Но самую примечательную часть его облика представляли руки. Он хлопал ими по бокам в такт каждому шагу, отчего походил на пингвина.

Удалившись от человека на порядочное расстояние, Сергей с Ламкой прысну­ли - до того этот субъект был занятный, потом устыдились своей бестактности и опять прыснули.

- Его в детстве сильно пеленали, - отсмеявшись, заключила Ламка. - Вот ручки при ходьбе и не действуют. Но я думаю, не только ручки... Те пелёнки наверняка повлияли и на рост. А может, - она чуть помедлила, - и душу деформировали...

- А мне кажется, он счастлив, - возразил Сергей. - Вот как вышагивает - важно да степенно. Доволен собой.

- Возможно, - улыбнулась Ламка и, как нередко бывало, завершила всё краси­вым пируэтом. - Но куколка почему-то не сидит вечно в коконе, хотя там тепло и уютно. Иначе в мире никто бы не видел бабочек - ни капустниц, ни тем более махаонов!

У неё была какая-то иная природа, у Ламки. Не такая, как у других. Сергей ощущал это всем своим существом. И особенно по утрам, если они оказывались вместе. Рядом с нею ему снились совершенно поразительные сны.

Однажды приснились два огромных облака, высоко стоящих в небе, как бывает летом в пору зноя. Они были похожи на бокалы. И он даже услышал звон, когда они сомкнулись и брызнули не то вином, не то дождем.

А ещё ему снился дом, который был поставлен на крышу, точно на киль. Он по­качивался на волнах, люди в нём плыли вниз головой. Но труба у дома-парохода была сверху, как положено, и дым выходил кольцами.

Самый горький сон был про воздушного змея. Этот змей оказался очень похож на того, которого они смастерили с другом Гешкой. Только на взаправдашнем был нарисован Барсик, кот. А на том, что привиделся во сне, Сергей увидел не то воро­бья, не то синичку. И ещё обнаружилась одна разница. Во сне он не различил лиц мальцов, которые собирались со всей окраины, когда проводились испытания. А конец, что в жизни, что во сне, оказался один. Кто-то сшиб того воздушного змея, шарахнув из кустов дуплетом картечи.

А самый долгий и необычайный сон Сергею приснился в ту ночь, когда он совершил дерзкое, но, по счастью, не замеченное никем преступление. Ему виде­лись какие-то далекие острова, изрезанные шхерами берега. Стояло высокое солн­це. Доносилось хлопанье парусов. Он различал лица людей. Тут были мужчины и женщины. Облачённые в легкие струящиеся одежды, они, казалось, парили над зыбучими водами. Сергей оглядывался, всматривался в лица. Ламки среди них не находил. Но по жестам и мимике окружающих он угадывал её присутствие, словно облик Ламки отражался в них, как в зеркалах. И по всему этому, что ему открывалось, он не то чтобы догадался, а получил некий знак, что именно она, Ламка, и создаёт всю эту струистость и духоподъемность. Ему стало удивительно легко. И тогда, взмахнув руками, он поймал поток воздуха и... полетел.