Михаил Попов - “Катти Сарк”, несущая ветер

- Мои только территория да материальные ценности...

Пришлось забирать девочку с собой. Ну а чтобы не обрубать концы, Пакратов напоследок оставил адрес и телефон.

Короче, получилось хуже некуда. Уже часов в десять, когда девочку положили спать, прилетели воспитательница и мамаша. Мамаша была под изрядным граду­сом и в выражениях не стеснялась. Воспитательница краснела, бледнела и извиня­лась, но не перед Пакратовым, а перед этой разбушевавшейся особой.

- Как зуб? - спросил её Сергей.

- Какой зуб? - выпалила она и смешалась: - Ничего! Все хорошо!

Жена, утомлённая многочисленными всплесками эмоций, ушла спать. А Па- кратов с Алёшкой ещё долго маялись.

- Па, - сказал, засыпая, Алешка, - а хорошо бы у нас сестричка была...

Он так и сказал: у нас. Сергей погладил его по головке и сказал: «Спи». У него, старшего, сестрички нет и уже не будет. А у сынишки?

***

Командировка Пакратова наложилась на Ламкину командировку. В итоге они не виделись восемь дней. Дни ожидания тянулись подчас, как похоронная про­цессия. Сергей порой физически ощущал, как вяло и понуро тянутся на кладбище времени эти минуты и часы. И весь извёлся, ожидая её.

О прибытии Ламки известил коллега из районной инспекции. Всё было ис­полнено в лучших традициях советского детектива. Только вместо «славянского шкафа» Ламка выбрала паролем «материалы о развитии районной организации юных натуралистов».

Для приёма указанных материалов Сергей и приехал на вокзал. Поезд при­бывал в десятом часу вечера. Едва Ламка ступила на перрон, он подхватил её под руку и увлёк к такси. Всю дорогу они молчали, только чувствовали локтями, что меж ними как будто пробегают искры. Машину Сергей оставил за квартал до «думского» особняка. По задворкам они прошли к торцу здания, и в потёмках он стал нашаривать замочную скважину. Как и всякое учреждение, это напич­канное конторами здание было снабжено охранной сигнализацией. В этот час его уже приняла под свою опеку вневедомственная охрана. Любое поползновение сюда было бы зафиксировано на пульте. Однако Сергей, ожидая Ламку, не только считал дни и убивал время, но кое-что и предпринял. Филя, мастер на все руки, нарисовал простейшую схему прерывателя, и Сергей, не без его помощи, этот «жучок» соорудил. «Ну, Серега, - сокрушался Филя, делая глаза такими же кру­глыми, как и очки, - доведёт тебя эта баба. Помяни моё слово, ёшкарне!» И при этом загибал пальцы, перечисляя, какие статьи уголовного кодекса по Пакратову плачут. Сознавал ли Сергей, отдавал ли себе отчёт, что совершает противоправное действие? В тот момент он об этом просто не думал. Всё его существо, истомлён­ное ожиданием встречи, было нацелено лишь на одно.

Взлом казённой палаты прошёл успешно. Поддельный ключ был уже прове­рен. Двери открылись без скрипа. Сигнальная лампочка, горевшая в окне второго этажа, даже не мигнула.

Держа Ламку под руку, Сергей ступил в темноту и, уже закрыв двери изнутри, включил фонарик. Все в нём клокотало. Он задыхался. Но не столько от страха или от холода, сколько от долгого ожидания. Ламка тоже дрожала. Когда они со­прикасались локтями, меж ними явственно пробегали разряды, а фонарик в эти мгновения вспыхивал таким ослепительным светом, что Сергей выключил его, остерегаясь, что отблески заметят с улицы. Но странное дело - даже и выключен­ный, он не гас, а продолжал гореть, пульсируя в такт сердцебиению.

Дальнейшее Пакратов помнил плохо. Не помнил, как шарил в тайничке, где лежал ключ от анфилады. Не помнил, как они дотянулись до Ковчега, начиная скидывать свои одёжки от самых дверей. А уж что было потом - и подавно. Ими овладело безумие...

...Очнулся Пакратов от какого-то звука. Где-то далеко звякнул не то засов, не то щеколда. Он с трудом разлепил глаза. Светало. Повернув к заоконному блику циферблат, Сергей обнаружил, что близится начало рабочего дня и вот-вот по­тянутся на места сотрудники. Голосом петушка Маруси Пителиной он протрубил подъём. Ламка оценила ситуацию без объяснений. Они вскочили и, заполошно всхохатывая, принялись собирать и поспешно надевать свои раскиданные где попало одёжки. Больше всего их воодушевлял светлый образ кристально чистого Калиныча. Если бы Нужник увидел, до какой степени пала «нонешняя молодежь», он, наверное, брякнулся бы без чувств. А разве можно было допустить, чтобы главный охотовед области вышел из строя!..

3

Первые сроки были сроками утоления. Они, словно истомленные путники, пришли к долгожданному ручью и всё пили и пили, не в силах утолить жажду. И только потом, не сразу, стали различать вкус воды, её прохладу, её ребяческую ласковость и одновременно разноречивость её струй.