Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

Имя Альберто Серверы Лопеса будет встречаться лишь в самых узкоспециальных, подробных трудах по истории новейшего времени. Представляя себе эту печальную картину, Лопес жалел не себя, а народ, остающийся без защитника. Его гибель окажется невосполнимой утратой для всего департамента, для всей страны, ведь он отец этих людей. На нем лежало столько обязанностей, столько оставалось незавершенных дел.

Внезапно настроение у Лопеса поднялось. Впереди, в небе, появился крест главного купола, и вскоре купол открылся целиком. Собор казался надежным пристанищем, он ждал Лопеса. По возвращении процессии, после снятия Девы перед главным престолом, генерал вернется из добровольного двухчасового изгнания. Подчиненные явятся за приказами. Он отдаст их без колебаний, и власть начнет возвращаться к нему.

Главный купол и окружавшие его меньшие купола постепенно выросли до таких размеров, что закрыли полнеба. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь дымку, оживляли краски старой крыши, которая своим цветом напоминала генералу серовато-голубое линялое оперение зимородка. Лопес прикинул, что до собора осталось полторы сотни шагов, и начал вести отсчет. Тяжкое испытание подходило к концу, и это подбодрило участников процессии. На последнем отрезке пути обессиленные дамы передали тяжелые подсвечники своим слугам, что разрешалось. Оркестранты, зная об этом, ускорили темп. Босоногие «грешники» заковыляли немного быстрей. Епископ — он был коротконог и страдал плоскостопием — еле сдерживался, чтобы не пойти вразвалку, а лошади с аллегорическими фигурами Правосудия и Свободы, почувствовав близость конюшни, норовили перейти на рысь.

Теперь, когда купол скрылся за главным фасадом и до собора осталось примерно сто ярдов, Лопес перестал считать шаги и начал обдумывать свои действия. Фигероа и Наварро, оба в парадной форме, в треуголках с поднятыми полями, при шпагах, с лентами, переброшенными через плечо, ждут его приближения, стоя по обеим сторонам дверей собора, а он в ответ на их приветствие только поднимет правую руку. Это был условный сигнал к началу действия, к расклейке воззваний, сигнал, по которому церковный хор запоет «Те Deum» [47] «Тебя, Бога, хвалим» (лат.) — начальные слова католической молитвы. и загремит салют из двадцати одного орудия. В открытом «кадиллаке», взятом напрокат по такому случаю, генерал направится во дворец, выйдет на балкон, затем обратится к нации по телевидению с призывом к спокойствию, пониманию, доверию. «Необходимо что-то сделать с Браво», — подумал генерал.

Он пошлет к нему другого врача, и если сердечный приступ окажется симуляцией, Лопес отдаст приказ о его заключении под стражу. И еще следовало разобраться в исчезновении «Молний». Куда же они подевались?

Толпа поредела и приблизилась к процессии. Она выглядела по-новому. Лица людей, одетых в лохмотья, были хмурыми, бесстрастными. Краем глаза генерал заметил индейцев в национальных костюмах, и это его обеспокоило. Индейцев никогда не пропускали на площадь, и то, что они присутствовали здесь в шкурах животных, с раскрашенными лицами, означало, что полиция уже не справляется со своими обязанностями. Неподалеку от процессии, не обращая на нее никакого внимания, индейцы присели на корточки вокруг трех шаманов в медвежьих шкурах с отверстиями на ягодицах. Сзади у шаманов свисали хвосты, через открытые медвежьи пасти виднелись лица, искаженные гримасами, а в глазницах сверкали кусочки кварца. Танец их мог показаться непристойным белому человеку, но Лопес слышал об этом танце, хотя и не видел его своими глазами, он знал, что это один из самых священных индейских ритуалов, что его исполняют в наиболее критические моменты, когда хотят призвать на помощь всех предков племени.

Еще более убедительным свидетельством беспорядков служил фейерверк, который устроили, несмотря на запрет Лопеса. В небе что-то хлопнуло, испуганная лошадь за спиной генерала заржала, забила копытами.

Человек, который поддерживал правый задний угол платформы, отпустил его, шагнул в сторону и перегнулся пополам, словно у него свело живот. Платформа накренилась, и Дева стала соскальзывать. Генерал сделал еще пару шагов, платформа пошатнулась, заколебалась, и Лопес подумал, не следует ли ему вмешаться, затем упал второй человек, угол опустился еще ниже, и тонкая проволока, скреплявшая всю конструкцию, не выдержала. Посеребренные и позолоченные лилии хоругви, блестящие звезды, кресты и символы страстей господних слетели со своих мест и обрушились сверкающей лавиной под ноги генералу.