Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

Впервые я увидел его у постоялого двора; он стоял, уперев руки в бока, и весело, но вместе с тем и хищно улыбался, наблюдая за работой маляров; он напомнил мне японского самурая, который ищет, с кем бы вступить в бой. Оказалось, что постоялый двор принадлежит теперь ему.

И конце марта в залив Роз, на берегу которого находился Фароль, впервые за пять лет зашла сардина, у рыбаков оставалось лишь два неповрежденных баркаса, и улов был невелик — всего 65 ящиков, а цена на сардину в то время упала до 73 песет за ящик.

Свадьбы, намеченные на весну, пришлось отложить до осени.

И в Фароле и в Сорте жить с каждым днем становилось все труднее, и в этом их судьбы были схожи.

Лето выдалось засушливым, все пробковые деревья погибли, и, как рассказывал дон Альберто, жители Собачьей деревни дошли до того, что ели желуди.

Но гибель леса, как ни странно, сказалась и на Фароле.

Жители Кошачьей деревни всецело зависели от моря, а уловы с каждым годом становились все скудней, и, чтобы сводить концы с концами, рыбакам приходилось изыскивать дополнительные средства существования — например, разводить цыплят. Эта работа была возложена на женщин, они же распоряжались и всеми доходами от птицеводства, в том числе и выручкой за проданные яйца. Зерно курам не полагалось — они жили на подножном корму, и каждый день на деревенской улице разыгрывалась одна и та же сцена: кудахча, куры перебегают с одного места кормежки на другое, подгоняемые криками пастушки. Прошлым летом и осенью под наседок положили побольше яиц, а зимой деревенские, выйдя из обычного оцепенения, принялись сооружать курятники, чтобы защитить цыплят от ночных визитов местных кошек и изголодавшихся сортовских псов, время от времени наведывавшихся в деревню.

На первых порах в Фароле с полным равнодушием отнеслись к гибели леса, но затем рыбаки поняли, что и им она грозит бедой. На скалах гнездились сотни коршунов; затаившись в расщелинах, они караулили неосторожно залетавших сюда голубей; охотились они и на кроликов. Лес умер: голубей, кормившихся ягодами, стало меньше, а кролики перевелись вовсе. В поисках добычи коршуны кружили над Фаролем, чего раньше никогда не было, и от голода настолько обнаглели, что прямо на глазах у всех нападали на куриный выводок, хватали цыпленка, а то и курицу, и вместо со своей жертвой исчезали в поднебесье. С коршунами рыбаки поступали так же, как и с дельфинами, своими заклятыми врагами. Когда дельфин попадался к ним. в руки, его не убивали, а, изрезав ножом, отпускали назад в море на страх всему дельфиньему племени, безбожно рвущему рыбацкие сети. Между тем за дельфина можно было выручить немалые деньги. Способ этот был проверен веками. Зоркого, хитрого и осторожного коршуна поймать не так-то легко, но бывало, что он, не рассчитав падения, увязал когтями в сетке курятника, и тогда его хватали, закручивали проволокой клюв и отпускали на волю. Считалось, что этот жестокий урок пойдет на пользу другим хищникам, и коршуны, подобно дельфинам, прекратят разбой.

Но ничего не помогало. Лес умер, и в деревне не стало житья от диких зверей, которые лишились возможности охотиться в привычных местах. На задворках сновали обнаглевшие горностаи и ласки, с наступлением сумерек над деревней начинали кружиться совы, а однажды средь бела дня видели лисицу — она бежала по улице с кошкой в зубах. Это событие повергло всех в трепет — лисица считалась зверем коварным, приносящим несчастье, и увидеть ее даже во сне было дурным предзнаменованием.

Все больше и больше сортовских занималось рыбной ловлей. Осенью они ловили на удочку, но наживка была не та, время суток они выбирали неудачно, погода никуда не годилась, море не сулило ничего хорошего, а места они выбирали такие, где, сколько ни лови, все равно ничего не поймаешь. Весной они изменили тактику и стали ходить на берег целыми семьями.

Сортовские рыболовы сплели огромные сети — никуда эти сети не годились и больше всего напоминали носовой платок. С полдюжины мужчин и женщин, ухватившись за края сети, заносили ее в море, погружали в воду, а через некоторое время вытаскивали. Раздавался смех, шутки, хотя повода для такого уж бурного веселья не было, поймать ничего не удавалось, лишь изредка заходила в сети мелкая рыбешка величиной с мизинец.

Лодку Себастьян оставил в бухте, где он приметил крупную рыбу, зашел за мной, и мы отправились туда пешком. Мы шли по тропинке, бегущей среди скал, и с каждым поворотом нас поджидали все новые и новые красоты. Британские острова лежат посреди унылой безжизненной морской пустыни, по которой печально бродят хмурые волны. После серой Атлантики не налюбуешься живыми красками Средиземного моря.