Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

Большая часть земель в округе принадлежала старорежимному аристократу дону Альберто. Дон Альберто обожал всякие старинные обычаи, и, чтобы попасть в его обитель, нужно было разыграть необычную комедию. Ни звонка, ни молотка на дверях не было, и гостям приходилось стоять у порога и вопить:

«Пресвятая дева Мария», — таков был в здешних краях древний обычай, но никто, кроме дона Альберто, ого не соблюдал. На этот зов являлась старая карга, вся в черном, снимала засовы и открывала дверь. Когда-то эта женщина была возлюбленной дона Альберто; они были молоды, жили в Мадриде, она состояла при дворе, и ее портрет писал придворный живописец.

Мы сидели в огромной, похожей на склеп комнате; громе трех стульев, мебели в ней не было. Мы прихлебывали кислейшее вино дона Альберто, а тот оседлал своего любимого конька: стал говорить о славе длине минувших дней. Это был высокий, неимоверно худой человек с удивленно-восторженными глазами; при ходьбе в нем что-то поскрипывало; был он совершенно лыс, лишь за ушами кустились седые волосы.

Он вел праздную жизнь, о чем свидетельствовала пижама в необычайно широкую полоску — как на одежде каторжников с Чертова острова, в ней он разгуливал по дому. На голове он носил большой, потерявший форму берет. Дон Альберто вспоминал, что когда он был ребенком, то весной и осенью шли мягкие, освежающие дожди — редкий год они не выпадали, и до сих пор он не может забыть запах сырости. А теперь ему кажется, что солнце — куда более жестокий деспот, чем политические деятели. «Нет осадков — вот в чем причина половины наших бед. Никогда наша страна не станет такой, как была когда-то».

Дон Альберто был вылитый Дон Кихот — суровый и романтичный, фантазер, витающий в облаках. Крестьяне, судя о характере человека, никогда не говорили «хороший» — уж слишком неопределенно это слово.

Здоровый, упорный, удачливый крестьянин, — по которому все равнялись, назывался здесь «крепким». Дон Альберто мог бы попасть в категорию «благородных», но над ним потешались. Там, где дело касалось денег, любой мог обвести его вокруг пальца, и это принижало его в их глазах. В здешних краях при дележе урожая было принято треть оставлять издольщику, а две трети — хозяину, но когда доходило до дона Альберто, то получалось наоборот, и не потому, что он был щедр, просто считал ниже своего достоинства вступать в препирательства.

Впервые я встретился с доном Альберто в доме фарольского священника дона Игнасио; дон Альберто слыл знатоком местных народных обычаев, и священник, зная, что я ими интересуюсь, пригласил меня к себе, когда у него был дон Альберто. Дон Игнасио был образованным человеком, великолепно говорил по-английски; он решительно порвал с настоящим, и при первой же возможности старался улизнуть на археологические раскопки римского поселения вблизи Ампуриаса. В таких случаях на дверях церкви появлялось объявление, что у него обострился тонзиллит и он слег.

Дон Игнасио, подобно дону Альберто, страдал клаустрофобией — дома у него было так же голо и неуютно; к нему приходила старуха, внешне ничем не отличавшаяся от той, что прислуживала старому помещику; она варила ему ушицу из омерзительного вида рыбы — в рыбацкой семье к ней никто бы не прикоснулся. Все считали, что эта седая, неряшливая старуха его любовница, ведь жил же дон Альберто со своей экономкой, и все уважение к священнику-а он им пользовался — зиждилось на этой легенде (или историческом факте).

Кошки заполонили дом дона Игнасио; горящими в темноте глазами они смотрели на меня. Некоторые, пошатываясь, бродили по дому — они были вдрызг пьяны: хотя священник, как здесь повелось, еды им не давал, но регулярно подливал в блюдечко вина, чтобы, как он говорил, их прозябание было не так безотрадно, ибо жизнь тех, кто не наделен бессмертной душой, поистине ужасна.

Конечно же, разговор этих двух особ перешел на излюбленную тему — упадок, царящий в наши дни повсюду. Дон Альберто поносил кино — бедняки видят безбожие и роскошь богачей; досталось и помидорам, недавно внедренным в сельское хозяйство края, — их потребляют все больше, а от этого снижается потенции и сокращается рождаемость. Уж не задумало ли правительство уменьшить состав семьи и тем самым окончательно подорвать влияние феодальных землевладельцев, лишив их рабочих рук?

B этом споре дон Игнасио стоял на либеральных позициях — он заметил, что знает в Фароле двадцать пар, которые уж много лет собираются пожениться, да все не могут, потому что жениху никак не удается скопить десять тысяч песет — это считается минимальной суммой, которой молодые должны располагать для заключения брака.