Избранные произведения писателей Дальнего Востока

Старуха подтолкнула Сонби в бок, указывая взглядом на ноги хозяина. Делать нечего. Сонби опасливо приблизилась к Токхо и принялась разминать и поколачивать ему ноги. Комнату наполнил запах водки, неизвестно как попавшей в европейские ботинки. Сонби поморщилась.

Приподняв голову, Токхо посмотрел на Сонби.

— Молодец, дочка! Искусница! — И снова откинулся на подушку. Затем он уставился на Ю-собана: — Да ты пьяный. Право же, совсем пьяный. Иди-ка спать!

Тот, хотя уже клевал носом, еще бодрился, но, едва услыхал разрешение хозяина идти спать, встрепенулся и живо выбрался из комнаты.

— Бабка, тебе завтра обед надо рано готовить.

— Знаю, — покорно ответила старуха и наклонила голову, избегая взгляда Токхо.

— Сейчас же иди спать. Ведь завтра рано готовить...

— Ладно, господин, засыпайте скорее.

Старуха поднялась. Глядя на нее, поднялась и Сонби.

— Забыл совсем! Ведь я же с завтрашнего дня в волостном управлении! Да! В этом мире, если имеешь деньги, — все возможно. Деньги — все! Теперь при встрече меня будут величать: «Господин начальник волостной канцелярии». А то надоело одно и то же слышать: господин, господин! — будто сам с собой рассуждал Токхо и усмехался.

Старуха и Сонби удивленно взирали на него.

— Сонби, — встретившись с ней взглядом, приказал Токхо, — постели мне да тоже ступай спать вместе с бабкой.

Сонби облегченно вздохнула. Будто тяжелый груз с плеч свалился. Она быстро постелила и хотела было идти, но вернулась, привернула фитиль в лампе и вышла вместе со старухой.

— Неужели господин стал волостным начальником? — продолжала удивляться старуха, когда они вошли в свою комнатушку. — Уж теперь с ним и вовсе сладу не будет!

Слушая бабку, Сонби засунула руки под подушку, затем вытянула ноги и расслабила свое утомленное за день тело и вдруг снова вспомнила слова бабки Собун: «В деревне говорят: твоего отца избил Токхо, оттого он и умер». Неужели это правда? Если судить по тому, как ласково обращается он сейчас с нею, — не похоже; однако с арендаторами и должниками он по-другому обходится. Страшный, беспощадный — прямо растерзать их готов.

Сонби повернулась, схватила случайно застрявшую в изголовье коробочку хлопчатника и приложила к щеке.

— Сонби! — донесся голос Токхо.

Девушка подняла голову и прислушалась.

— Сонби! — вторично послышался зов.

Сонби затрясла старуху.

— Бабушка, бабушка!

— Чего тебе? — спросила та сквозь сон и повернулась на другой бок.

— Господин зовет.

— Меня?

— Нет, меня зовет.

— Ну так пойди, посмотри!

— Бабушка, встань, пойдем вместе!

— Да что он — тигр, что ли? Чего ты боишься?

Старуха, видимо, очень устала. Но Сонби в конце концов подняла ее, и они вышли вместе.

— Звали?

— Пришла, Сонби?

— Да!..

— Принеси-ка воды.

Старуха поплелась в свою каморку. Сонби пошла на кухню и вернулась с черпаком воды. Робко приоткрыла дверь. Вся комната пропахла водкой, лампа в изголовье Токхо чуть мерцала. Она быстро прибавила огня и подошла к Токхо. Хмель у него, очевидно, немного прошел.

— Возле спящего пьяного нужно всегда оставлять воду, — наставительно сказал Токхо; сел, прикрываясь одеялом, и взял черпак с водой.

У Сонби екнуло сердце: вдруг ругаться начнет? Она опустила голову.

— Да, я и забыл! Окчоми в письме советует послать тебя в Сеул! Говорит, учить тебя будет!

Она ушам своим не поверила.

— Так ты хочешь в Сеул? А я под старость совсем без детей останусь. Вам бы все только учиться... Забот, что ли, других нет?

Токхо частенько, когда бывал во хмелю, жаловался на то, что у него нет детей. Он пристально поглядел на Сонби и вздохнул.

— Хорошенько подумай и скажи. Мне ведь что Окчоми, что ты одинаково дороги. Вот только не знаю, что ты думаешь обо мне...

Сонби вдруг стало тепло от этих слов, будто и не умирали ее отец и мать. На глаза навернулись слезы. Надо же что-то ответить, но как выразить хоть одну десятитысячную долю того, что у нее на душе?!

Токхо выпил воду и вернул пустой черпак.

— «Сегодня уже поздно, я пойду спать, хорошенько подумаю и завтра или послезавтра отвечу...» — так ведь ты хотела сказать?.. Мм? — спросил Токхо, любуясь девушкой, разрумянившейся от переполнявших ее чувств.

Сонби привернула фитиль и вышла. В своей комнате она ничком бросилась на узел с хлопком. «Окчоми!» — впервые с благодарностью мысленно произнесла она и представила себе ее лицо. Казалась такой надменной, а выходит — она добрая! Да правда ли это? Неужели так и пишет, что будет меня учить, и велит прислать в Сеул? Может быть, хозяин просто наболтал спьяна?