Ли-собан встал, закурил трубку и сел у окна. Лунный свет радугой проникал сквозь оконную щель.
— Подумаешь, какая!..
Ли-собан удивленно оглянулся. Это Чотче, чмокая губами, бормотал во сне. «Выходит, он уже мечтает о какой-то девчонке?» Если б только можно было сделать так, чтобы Чотче навсегда остался ребенком! Что его ждет в будущем? И чем оно будет отличаться от его, Ли-собана, жизни? Он пододвинулся к мальчику, всмотрелся в него. Тот по-прежнему спал крепким сном. Казалось, он переживал сейчас неповторимо счастливое мгновение.
Вдруг раздался неистовый крик. Ли-собан поднял голову и насторожился.
— Ах ты, грязная тварь! Ах, потаскуха!
И тут все ходуном заходило. Ли-собан подполз к двери.
— Эй, вы, господа! Взбесились, что ли? Потише!
— Заткнись ты там, убогий! У-у, тварь! Мало того, что с этим ублюдком, так ты, видно, еще и с колченогим путаешься?! Тьфу!
Едва до ушей Ли-собана донеслось: «...и с колченогим путаешься», он весь затрясся, руки и ноги онемели.
«Ну и хороши же вы все», — подумал он.
Стук, гром, шарканье, треск... Как видно, Ёнсу и кузнец крепко сцепились друг с другом.
— Говорят, щенок еще не понимает, что тигра надо бояться. Это как раз о тебе, молокосос! Вбил себе в башку, что она только с тобой, как верная жена?..
Раздался угрожающий крик:
— Обоих зарежу, проклятые!
— Ай, нож, нож! — завопила мать Чотче.
Ли-собан схватил костыль, вскочил и кинулся на крик. Створки двери валялись на полу, лампа потухла...
— Вот! Вот!
Прерывисто дыша, мать Чотче протянула нож. Ли-собан схватил его и поспешно заковылял на кухню. Он метался по кухне, не зная, куда бы получше запрятать нож; наконец сунул его в вязанку травы и вернулся в комнату.
— Ну зачем это? Вы, благородные, постыдились бы, — пытался он разнять развоевавшихся соперников.
— А этот куда еще лезет? Ты, колченогий! Тебе что, тоже оплеухи захотелось?
Кто-то сильно пнул его ногой, и он, пошатнувшись, упал навзничь.
Костыль отлетел, и в темноте он не сразу смог найти его. Обшаривая пол, Ли-собан чувствовал, как многолетняя затаенная обида подступила ему к горлу. Но что, что он мог сделать?! Нащупав наконец костыль, он с трудом поднялся и выбрался во двор.
Будь это пораньше, наверное, зевак бы собралось! Но сейчас была глубокая ночь и ни души кругом. Только над мрачной громадой горы Пультхасан ярко светит луна. Может, она тоже смеется над его увечьем и беспомощностью?
— Ли-собан!
Он вздрогнул. Это Чотче выбежал во двор. Тревога сжала сердце Ли-собана: как бы эти дьяволы... Он бросился к Чотче и схватил его за шиворот. Мальчишка рванулся.
— Гады, гады! — кричал он во все горло и старался вырваться, но, чувствуя, что его крепко держат, принялся колотить Ли-собана кулаками.
— Пусти, ты!
— Чотче, Чотче! Не надо так, детка, нельзя, — уговаривал Ли-собан, — ведь прибьют тебя, слышишь ли, прибьют!
— Ну и пусть бьют, пусть бьют, негодяи!
Извернувшись, он ткнул Ли-собана головой в грудь. Ли-собан опять опрокинулся на спину. Чотче подбежал к чиге с травой, выхватил серп и метнулся к дому.
— Куда ты! — Ли-собан рывком настиг его, схватил его за ногу.
На шум во дворе, видимо, сообразив в чем дело, выбежала мать Чотче с дверным засовом в руках.
— Ну, бесенок! Чего тебе не спится, чего буянишь тут?
— А зачем эти негодяи приходят в чужой дом и буянят?
В доме, точно разряды молний, трещали удары. Ли-собан похолодел: выскочат эти черти сюда, ведь несдобровать Чотче, покалечат. И он снова вспомнил, как схватился с помещиком и как ему сломали ногу. Неужели подобное несчастье обрушится на этого ребенка? Ли-собан катался от ударов Чотче, но не выпускал его ноги. Из носа у него закапала кровь. Вдруг Чотче опомнился, увидел, что натворил, и отвернулся, всхлипывая и тяжело дыша. Ли-собан поднялся, обнял Чотче и заплакал.
* * *
Взволнованная Сонби вбежала на задний двор.
— Мама!
Мать плела соломенные маты для крыши и, обирая с пучков оставшийся рис, ссыпала его в черпак [43] Черпаки в Корее вытачиваются из куска дерева или из высушенной половинки тыквы-горлянки, у бедняков такие черпаки — основной вид посуды.
. Она вопросительно посмотрела на запыхавшуюся дочь.
— Ну что? Небось напутала что-нибудь и тебя выругали?
Сонби покачала головой и приникла к ее уху:
— Мама, там... в усадьбе... ссорятся хозяйка и вторая жена из Синчхоня... И сам хозяин разбушевался!
Шепот защекотал ухо матери, она слегка отстранилась и вздохнула.
Читать дальше