Александра Созонова - Полдень Брамы

Кто — вбежит? Вдохнет светлые, свежие силы?..

(Они славные ребята, харизматы, и говорят на языках, и исцеляют, и танцуют, вот только Даниила Андреева не любят и книгу его считают демонологией. И на Библию, несомненно, наступают ногами зря.)

Когда-то давно, в самом начале нашей переписки, прочитав с огромным восторгом «Розу Мира», которую я послал ей в числе самых любимых книг, Альбина писала мне: «Не знаю, почему Д. А. не сказал, а повесил в воздухе то, что напрашивается само собой: наш мир — вовсе не самостоятельный, родоначальный мир существ, а промежуточный, проходной, где работает карма со всем ее жестоким аппаратом возмездия, то есть наш мир не что иное, как чистилище, круг первый. И не девять слоев в чистилище, а десять, и не со Скривнуса они начинаются, а с нас. Кто же мы тогда, откуда? Трепещущий вопрос! Наши родные миры где-то вне нас, как и наши монады, отсюда столько страданий и непонимания друг друга. Здесь, в круге первом, можно болтаться до бесконечности, если не менять ничего в своем образе жизни. Избавиться от цепи смертей и рождений, вернуться на свою родину, обрести покой и счастье! В чистилище, чужом слое, нет и не может быть счастья или даже покоя…»

Она и наши с ней моменты несогласия и непонимания (увы, случающиеся все чаще!) объяснила в последнем письме тем, что мы с ней прибыли сюда для искупления грехов из разных миров. И, естественно, не нашли общего языка. Хотя вначале показалось, что роднее нас по духу и быть никого не может.

Я согласен, его вполне можно увидеть как чистилище, наш мир. Колония усиленного режима. Законы строги, степень свободы сведена к минимуму, переписка и общение с обитателями внешнего мира разрешены лишь немногим избранным (ясновидящим, мистикам, провидцам).

Вот оттого-то и закрыты глаза на до-рождения и после-смерти. Заповедано знание.

Единственное, в чем она не права: наша бедная Земля — не один круг, но все девять, или сколько их там… Все круги чистилища вместе, в одном пространстве и времени. Разделенные между собой колючей проволокой, невидимой, неосязаемой — сплетенной из аспектов светил и планет.

Уныло-однообразный труд Скривнуса — разве это не похоже на бытие одинокой работницы цементной фабрики или мясокомбината, чей единственный просвет сквозь цементную пелену будней — мексиканские сериалы?..

Раскаленные магмы — незаживающий ожог души от предательства близкого человека, возлюбленной или Учителя.

Птицы-чудовища в Агре — государственная деспотия, унижающая, проглатывающая, превращающая душу в метафизические нечистоты.

Но где граница чистилища и ада? Укажите мне таковую, ибо я, как представляется мне все чаще и чаще, с малым числом товарищей обитаю уже в аду.

В роли классических чертей, этих хватких жизнерадостных работяг, благоухающих серой — кто у котла, кто у сковородки, кто с раскочегаренными щипцами, — выступаем мы сами. Так удивительно вытканы кармические путы, увязаны, сплетены хитроумно, что все мы оказываемся взаимомучителями. Лагерниками и надсмотрщиками, жертвами и палачами — одновременно.

Альбина — редкая, удивительная душа. Женщина-воин, в чью одиночную камеру приходил Иисус Христос, чей дом периодически трясут олли, чьи кошки спасают хозяйку от дьявольских стрел, чьи руки возвращают с того света. Но и она не свободна.

Последние ее два письма почти сплошь состоят из суровых отповедей. Я осмелился рассказать ей историю Марьям, и она услышала в моих интонациях плохо скрытую жалость к самому себе. Но разве это такой уж страшный грех?.. Разве Иов не от жалости к себе требовал справедливости у Всевышнего и дождался-таки ответа из грозовой тучи? Разве сама Альбина не потянулась ко мне, выбрав мое письмо из тысяч, за пониманием и поддержкой?..

Альбина истязает меня и ранит. Она безжалостно разрывает те светлые и живительные нити, что протянулись между нами чуть меньше года назад. Но она поступает именно так, как и должна поступать, — по законам моего звездного креста, моего рока. Слепо и безжалостно.

Бедняга. Она считает себя воином, идущим по Пути, неуязвимым, а главное — свободным, но в реальности — раба, как и все мы. В данном конкретном случае ей пришлось исполнить роль моего кармического палача. Она взмахнула шпицрутенами, когда я проходил мимо…

Самое главное для меня теперь — не оказаться таким же истязателем, таким же вершителем ее кармы. Удержаться. Сдержать руку, которая тянется в ответном письме сотворить столь же язвительные и горько-ироничные фразы. Набросить узду на праведное негодование. Не причинять добавочной боли и без того безмерно настрадавшейся душе.