Римма Глебова - У Судьбы на Качелях

Скоро хороший мужчина забыт, потоком идут жалобы на дочь и на зятя (вчера зятя хвалила). «Они мне кушать не дают, а сами едят», — сообщает она и начинает хныкать. Но тут же прекращает, тянется к бутылочке с водой и поясняет: после селедки пить хочется.

Однажды Фаня заявляет, что Рая всего на два-три месяца старше

ее.

— Как же так? — изумляется Ирина. — Она же ваша дочь!

— Какая дочь?.. Не дочь она мне.

Ирина умолкает и больше не вникает в ее бред. Дочь-не дочь, вчера был зять-не зять, завтра будет внучка-не внучка. Пусть говорит, что хочет, лишь бы слушалась и шла домой через час. Ага, так и послушалась. В один день что-то нашло на Фаню, она заглядывала во все белые машины — искала какую-то Иду, такая хорошая женщина, она всегда спрашивает: — «Фанечка, как ваше здоровье?» Фаня наотрез отказалась зайти в подъезд — вон стоит машина, там Ида сидит, я хочу поздороваться. Хорошо, что Рая была дома, Ирина крикнула снизу, она спустилась и, крепкими толчками подталкивая Фаню в спину, впихнула ее в подъезд. Уж как там Рая утихомиривала Фаню (а по намекам Раи, Фаня здорово безобразничает), Ирине было неведомо. На улице Фаня обычно спокойная, только чтобы вести ее в нужном направлении, приходится прикладывать к ее локтю некоторое усилие. Но это ведь не труд — погулять час со старушкой. «Тебе еще за это и деньги платят!» — пошутил муж. И сглазил.

На следующий день только посидели на скамейке десять минут, и Ирина хотела поднять Фаню и прогулять ее по аллее, как она застонала, заохала и схватилась за живот. «Болит, болит!» — запричитала Фаня. «Пойдемте скорее домой, в туалет!» — испугалась Ирина. «Нет, я не успею!» Ирина беспомощно огляделась. За скамейкой росли кусты, отнюдь не густо. Но выхода не было. Ирина подтолкнула Фаню к кустам и встала спиной к ней. Какое амбре донеслось до нее! И в каком виде Фаня оттуда вылезла! Ирина вылила ей на руки всю воду из бутылочки и поволокла Фаню домой, а она еще упиралась! — зачем домой? «Мыться!» — прикрикнула Ирина, морщась и бросая взгляд на Фанину юбку и тапочки.

Ирина вымыла Фаню под душем, переодела ее, постирала одежду и тапочки. А что было делать — не оставлять же Фаню в таком виде! А Фаня вся тряслась — Рая заругает! И рвалась сама стирать. Ирина, как могла, ее успокоила, написала короткую, но с понятными намеками записку Рае и ушла. И всю дорогу смеялась над собой — подумаешь, час погулять со старушкой, и всё! Горшки ведь выносить не придется!

Но больше, к счастью, с Фаней ничего подобного не случалось. Она только иногда оглядывалась на те кусты и говорила, что там есть туалет, а в квартире нет.

Как-то сосед Сёма, пробегая мимо Ирины по улице, спросил:

— Ну, как гуляется со старушкой?

— Да нормально. Только… старушка немного не в себе.

А ты что, встречала в таком возрасте других? Я что-то не встречал!

Сёма засмеялся и побежал дальше. Знал ведь, но даже не заикнулся.

Но как Фаня всегда встречала Ирину! Брала за руку, целовала в щеку, говорила: — «Вы такая красивая куколка!». «Старая куколка», — поправляла Ирина, а Фаня возражала: «Да вы еще девочка!», — и они смеялись.

Прощаясь, Фаня никак не отходила от двери, и Ирина настойчиво ее отпихивала, чтобы закрыть дверь на ключ — обычно дома никого не было.

Каждый день Фаня спрашивала: «Как вас зовут?» Каждый день предлагала перейти на «ты». Вчерашнее у нее исчезало из памяти бесследно. Разговор начинался почти всегда одинаково: «Я так рада, что вы пришли, напомните мне ваше имя, я вчера стучалась к вам, дорогая, но никто не открыл».

Ирина терпеливо (в который раз!) объясняла, что живет она далеко, Фаня недоверчиво слушала и через пять минут снова рассказывала, как она «стучалась». А ведь ее из дому одну не выпускали, и даже к соседям она стучать никак не могла.

Когда Ирине надоедало выслушивать всякую ахинею, она сама начинала Фаню спрашивать, чтобы отвлечь старуху на что-то реальное.

— Кем я работала? — Фаня задумывается, мнется и заявляет, что хочет пить.

Потом вдруг вдохновляется: — Когда мы приехали сюда. ну, сюда. мой муж умер.

— Но… ваш муж умер еще там, в России (Ирине известно от Раи, что это случилось давно).

— Ну что вы такое говорите? — Фаня сердится. — Он умер здесь. А вы, Ирочка, знаете, сколько мне лет?

Тут уже мнется Ирина.

— Мне пятьдесят шесть… или пятьдесят семь… точно не помню, — говорит Фаня.

Фаня кокетка. Она часто поправляет свою панамку и сетует, что Райка опять дала ей старое платье. Притом, что на скамейку садилась очень осторожно — «платье новое, не испачкать бы». Фаня провожает взглядами всех проходящих по «нашей» аллее мужчин и обсуждает их: красивый, высокий, или — почему он такой черный? Но мужчины проходят редко, только пробегают школьники с объемистыми ранцами за спиной. Дети ее мало интересуют, как, кажется, и собственная внучка. «Лийка, дрянь, меня плохо подстригла!», — заявила как-то она и больше о внучке не вспоминала. Дочь и зятя называла только Райка и Левка.