Борис Екимов - На хуторе

– Ты уж не гоняй в хлеба. Хлеб травить – это великий грех. Раньше, бывало, корочку сосешь и сосешь, сладкая. Сеструшка моя из-за куска хлеба в петлю лезла, еле вытянули, отходили.

– Как в петлю? – не понял Алик.

– Ну как… По карточкам тогда хлеб давали, по норме. Сто, сто пятьдесят грамм на душу. Сеструшка за хлебом пошла, карточки все при ней. Она их утеряла. Ну и всё. Пришла молчком и в сарай, в петлю. Спасибо меньший братишка увидал да зашумел. Отходили. А карточки добрые люди принесли, – мягко сказал Тимофей, и даже теперь, через столько лет, слезы подступили к глазам. – Нашли и принесли…

Помолчали.

– А нам с тобой либо сомами заняться? – вслух подумал Тимофей.

– Сумеем? – спросил Алик.

– Как будем ловить. Там, пониже, поворот реки и должно быть сомовье бучило. Яма такая, сомы там в прохладе любят… Лежат, развалясь, – показал он, потягиваясь.

Алик оставил удочку, придвинулся.

– А на что ловить?

– Это дело серьезное. Надо шнур, крючки большие, а насадка – ракушка, воробей жареный. Доброе дело сом. Забалычим и станем с картошкой есть да водичку попивать. Здоровучие бывают сомы. Я пацаном чуток не до смерти напугался.

Над потемневшей рекой возле берега шумно плеснуло.

– Вполне возможно, и он… – понизив голос, сказал Тимофей. – Вышел на охоту.

Смотали удочки, пошли к дому.

– Перетяжку я проверял с лодки. Ночью проверял. Перетяжку поставили, сами на берегу костер жгем. И проверяем. Ребята поснули, я один поплыл. Светло, луна большая. Поднимаю перемет, гляжу, рыбу сымаю. Потом тяжело пошло, неподъемно. Чую – прямо карша. Тяну ее, тяну. А по воде светло, луна. И вдруг прямо под носом вылазит из воды – лоб, глаза маленькие и усы, блестит все. Господи – водяной! Руки мои опустились, и я в лодку упал. Упал – еле дыхаю. Отдыхался, пришло на ум: да это же сом. Понял и боюсь. Но все же вытянул. Еле перевалил в лодку. Сомы, они ленивые, не бьются.

На взгорье остановились. Стемнело. На том берегу, где-то в старице, в озерке, крякал селезень. Позовет и смолкнет. Плескалась раз за разом у берега большая рыба. Потемнела вода. В займище на той стороне густела мгла. А небо лежало светлое, малое облачко, словно птичье перо, светило высоко над землей.

Тимофей у своего вагончика поставил удочки, сел покурить. В хозяйском дворе шумели. Обойдя кошары, базы, встал возле Тимофея Алик. Он глядел в сторону дома, слушал голоса.

– Не уехали… – посетовал он. – Орут.

– Ну и спи у меня, – сказал Тимофей. – Койка есть, матрас есть, одеяло. Спокойненько переночуем.

– Зина! – закричал вдруг Чифир, выбегая из вагончика. Он споткнулся на пороге и рухнул на землю. – Зина! – звал он, поднимаясь. – Зина!..

Лицо его было в крови. Тимофей схватил Чифира.

– Зачем она тебе? Иди ложись!

Но Чифир рвался из рук.

– Она жена моя! Законная! Перед Богом!

Что-то смешалось в его бедной голове, что-то запуталось.

– Зина! – кричал он. – Зина!..

Подошел от двора хозяин, спросил:

– Чего орешь? Напился – спи.

– Где Зина?!

Он рванулся и побежал.

– Пускай, – сказал хозяин. – Где-нибудь упадет, проспится!

– Зина! Зина!.. – слышался уже издалека, из хутора, громкий зов. – Ты где?!

– Я у Тимофея посплю, – сказал Алик отцу.

– Ну и спи. А то там… – Он повернулся и пошел ко двору, к дому.

– Ложись… – сказал Тимофей, трогая мальчика за плечо. – Ложись.

Он устроил Алика, сам вышел на порог. Шумели во дворе. А где-то на хуторе вдали кричал Чифир:

– Зина! Зина!

Тимофей вернулся к мальчику. Тот еще не спал.

– Мама меня укладывала, – вспомнил Алик, – песню пела…

И он запел вполголоса на своем языке, потом смолк, прошептал:

– Я ночью летаю к ней. Как засну, так лечу и лечу. Она меня ждет, и сестренки ждут. Каждую ночь…

И он тоже снова запел сам себе на своем языке. Тимофей помог ему, тоже негромко:

Когда это было?.. Давным-давно, словно не в этой жизни, а в полузабытой сказке пела мама над ним нехитрую песню. Потом он, правда редко, над своими ребятами… Давным-давно… А помнилось все, до единого слова.

Мальчик ткнулся лицом в Тимофееву руку и замер. У Тимофея перехватило горло, но он пересилил себя и шептал, склоняясь все ниже и ниже: