Борис Екимов - На хуторе

А теперь и вовсе кто он? Припишут всю потраву, попробуй докажи. Он собрал свою отару, коров с молодняком и подался на хутор к дому.

Солнце еще не садилось, когда подогнал он скотину к базам. Хозяин вышел встревоженный.

– Что случилось?

Алик выбежал следом.

– Беда, – ответил Тимофей, – беда… Скотина в озимые зашла, потравила много. Моей вины нет. Я гнал овечек целиной, гляжу, скотина в хлебах. Пока туда да сюда…

– Чего озимые? При чем озимые? – не понимал хозяин. – Чего случилось, говори!

– Я ж говорю, потравили озимые. Хлеб, озимые, зеленя… – втолковывал Тимофей. – Теперь начальство углядит. Большой лафтак у дороги, на виду. Скотина паслась. А пока я бегал, гонял ее, и овцы зашли. Много потравили.

– И все? – спросил хозяин.

– Куда ж боле…

Хозяин пожал плечами, на сына поглядел. Тот засмеялся, сказал Тимофею:

– Зачем выгонял? Пускай пасутся.

– Как пускай? – по-прежнему не понимал Тимофей. – На хлеба, на озимые… Начальство увидит…

– Ерунда! – отрезал хозяин и пошел во двор.

Тимофей загнал скотину на базы, но в себя не сразу пришел. Его колотил нервный озноб. Он запер скотину, присел возле ограды, курил.

От сараев, от птицы, подошла Зинаида с полным ведром яиц. Она поглядела на Тимофея, спросила:

– Дядя Тимоша, ты, часом, не захворал?

– Захвораешь… – ответил Тимофей и рассказал обо всем, что случилось.

Зинаида поставила ведро, присела рядом.

– Не бойся, – сказала она. – Ничего не будет. Здесь из хлебов не вылазят. И осенью, и весной. Вроде положено. Уж никто и не глядит.

– Неужто правда? – не верил Тимофей. – А я умом не накину. Хлеба… Да у нас лишь коснись.

– Это у вас. А здесь вроде привычно. Наш чабан с начальством хорошо живет, ему позволяют.

Зинаиде Тимофей поверил. Он, правда, и раньше еще поверил словам хозяина, и не столько словам, сколько лицу его, спокойной усмешке. Но доходить стало лишь сейчас, вот здесь.

Зинаида сказала:

– Идти надо… А вот присела, так бы и сидела до ночи.

– Уморилась… – посочувствовал Тимофей. – Долгий день.

– Уморилась, – со вздохом призналась Зинаида. – Дело за дело цепляет. Вроде и рано встаю и все рысью, а никак… Коровы, свиньи да птицы… Много всего…

– Хозяйство большое, – рассудил Тимофей. – Уморит. Варить на всех, доить да обиходить. Ты как числишься? – поинтересовался он. – От хозяев?

– Нет, я приписана от совхоза. На сакман послали, вот и прилипла. Где она в совхозе, бабья работа? Поищи. А здесь денежка идет зимой и летом.

– От дома далеко… – сказал Тимофей. – Свое-то хозяйство тоже рук просит.

– Там мать, дочка при ней.

– Без мужика живешь?

– А как ты угадал?

– Да чего угадывать… Мужик бы сюда не отпустил.

– Какой у меня мужик был, – с горечью сказала Зинаида, – тот бы куда хочешь отпустил, лишь бутылку посули.

– Дюже не горься, – вздохнул Тимофей. – Бабочка ты молодая, всем на завид. Найдешь себе человека, даст бог, работящего да приглядного, в пару…

– За одного приглядного Бог уже пихнул, – сокрушенно покачала головой Зинаида. – Еле опомнилась от приглядного… Нет уж, красоту не лизать. И с дурненькими люди живут в ногу. Кому что написано… Я тут, дядя Тимоша, свет увидела, – призналась Зинаида. – Никто не зашумит, руку не подымет. От своего-то родненького таких чубуков натерпелась, вспомнишь – душа вянет.

Она задумалась, глядела в отрешении. Большие, темные бабьи руки лежали на коленях.

– Зинаида, Зина! – позвал ее от дома голос хозяина. – Ты где?!

– Иду! – откликнулась женщина, поднимаясь. – Либо наскучал? Пошли повечеряем, дядя Тимоша, – пригласила она. – Горяченького покушай, пока не остыло.

После ужина Алик сказал Тимофею:

– Порыбалим? Червяки есть, тесто есть.

Тимофей согласился. Самое время было уйти на Дон. Пошли на место уже привычное. За меловым обрывом, в устье просторной балки стояли три тополя. В подножии их – тяжелая, обмытая водою карша, занесенная песком. На ней удобно было сидеть.

Вечер ложился покойный. Наверху, на холмах, еще звенели жаворонки. В тополях, в засохших вершинах, заливались скворцы. Над тихой водой, над алой вечерней зыбью летали крикливые крачки.

Алик забросил удочку. Тимофей готовил закидушки. Он отошел чуть в сторону и позвал мальчика шепотом: «Алик…» – прижимая пальцы к губам. Алик подкрался осторожно. Тимофей шепнул: «Гляди…» – и показал рукой. Мальчик увидел сразу. Там, возле берега, охотилась за рыбой змея. Она ныряла, быстро вертела хвостом, чтобы не всплыть, шарила под камнями. В одном месте было пусто, в другом – неудача. Наконец она учуяла добычу. Хвост ее закрутился быстро, взбивая воду воронкою. Она вынырнула, держа в пасти большого пескаря, и поплыла к берегу трапезничать.