Борис Екимов - На хуторе

– Возьми мой приемник. Скучно целый день одному. Будешь его слушать.

Тимофей в ответ рассмеялся:

– Галды не хватало? Чего там слухать? Песни? Я лучше сам песняка сыграю. «Пчелочка златая, что же ты жужжишь..» – пропел он шутливо. – А новости ихние, они мне и на понюх не нужны. У нас своих новостей хватает. Вот волков надо опасаться. Добрые зверюки нас не обходят: то зайца спугнешь, то лисица, косули, такие приглядные. Некогда скучать, ты уж сам слухай.

Когда-то сыновья, повзрослев, на первые заработки купили и подарили отцу приемник, им тоже казалось, что день-деньской в одиночестве в степи скучно. Подарку Тимофей был рад, но на пастьбе приемник не пригодился. Однажды положил в сумку, включил, малость послушал и выключил. И уж больше не брал. На попасе в степи и впрямь своих новостей хватало, успевай слушать и глядеть. И прежде и теперь, в месте новом, высоком, откуда далеко было видать.

Обычно отару пускал Тимофей вполгоры, а сам поднимался выше и стоял, грудью опершись на высокий посох. Глядел на овечек и вокруг. Здесь, в Задонье, пасти было не в пример легче: скотина как на ладони. Там, далеко внизу, в годы прежние было тяжелее. На лугах в жару нудятся коровы, овод им досаждает, и они, задеря хвост, мчатся куда-то, ища спасенья. Здесь, наверху, дул ветер, отгоняя летучую тварь.

По лесистому займищу тоже пасти непросто. Коровы разбредаются, всех не увидишь. Отобьется далеко в сторону, потом ищи. Корову Подольцевых Рябуху Тимофей помнил и теперь. Отчаянная была коровенка, бедовая. Так и лезла куда не следует. Другую, такую натурную, давно бы перевели. Но время стояло голодное. У Подольцевых четверо ребятишек росли без отца. Держались на Рябухе своей. Доилась она хорошо, и долго, считай, до нового телка, из нее молоко тянули. Пахали на ней. Зимой ездили за Дон, набирая дров. За плату отдавали людям внаем.

Однажды в займище, что виднелось отсюда сочным пятном, подольцевская Рябуха пропала. Тимофей сбился с ног, изодрался среди кустов и наконец к вечеру наткнулся. Рябуха тонула в грязи прибрежной бочажины.

Он сам чуть не потонул вместе с нею. Сначала ломал хворост, ветки, мостя грязь. Тащил за рога, звал, упрашивал: «Рябуня, Рябуня… Еще чуток…»

Выбрались они ночью. Их уже искали. Рябуха ушла домой сама. Тимошку тянули мать да сестра. А утром нужно было снова идти чуть свет.

Туда, в зеленые лога, уходила с Тимофеем невеста, а потом молодая жена. Неделю – на работе, а выходной – с Тимофеем. Тоже сумку через плечо, костылик в руки – и пошла. Годы молодые, а Тимофей рано уходил и возвращался ночью усталый. Добрые люди женихались в кино да на танцах. Пастухова невеста шла со стадом. Над ней смеялись, родители были недовольны. Тимофей жалел свою нареченную. Роста она была невеликого, в девичьей худобе, и работала много. «Отдохни, – говорил он ей, – отдохни в выходной». Но она не слушала и уходила.

И весь день пели для них голосистые жаворонки, взлетая из-под ног в поднебесье и падая вниз. Скрытная кукушка тихим ныряющим лётом подбиралась близко и долго считала их счастливые года. Важный удод, хвалясь, распускал нарядный гребень. Все птицы гостили у них. И целый день светила им серебряная Пастушья звезда, никому больше не видимая. Она стояла над душными логами и над песчаными пустошами, где в жаркий полдень томит и пьянит голову чабрецовый дух, и над пологими степными курганами, где гуляет и студит голову горький полынный ветер.

В обычную пору вышел Тимофей с отарою на вершину холма, лежащего перед хутором. Еще было время не торопясь пройти пологим склоном, спуститься вниз и покормить овец в хуторской низине, а уж потом к ночлегу.

С холма открывалась просторная долина, стекающая к Дону. По увалам, по изволокам, в теклинах да падинах курчавились боярка, шиповник да барбарис, редкие дубки, дикие яблони, черноклен да вязы. Земля, еще не спаленная солнцем, зеленела молочайником, свистухой, мягко серебрилась полынком, кое-где струились по ветру редкие ковыли.

Селенье лежало внизу. Череда домов, летние кухни, сараи, сады. Издали, сверху, хутор гляделся словно живой – все зеленело в нем, шиферные крыши светились под солнцем. Над домом деда кружили голуби, словно кто-то гонял их, забавляясь.

И снова в который раз подумалось Тимофею о том, что неплохо бы поговорить в совхозе да взять себе отару или стадо молодняка. Пусть помогут, а жить здесь можно, особенно людям пожилым. Пасти скотину, пчелами заниматься, картошку сажать. Так и текла бы жизнь артелью. Бабку бы какую найти, хозяйство править. Не скучали бы…