Вальдемар Лысяк - Цена

- Вы мне поможете, пан Бартницкий?

- Понятное дело, пан граф, я куплю эти цацки с удовольствием.

- Тут дело не только в деньгах…

- Не только?

- Нет… Видите ли, я должен выбрать трех человек…

- А это уже вы должны сами выбирать, пан граф. Я только купец, меня интересует товар. Расплачиваюсь, забираю товар, низко кланяюсь и исчезаю. Понимаю, что выбрать троих из девяти нелегко, потому что хотелось бы спасти всех. Ужасная дилемма, тут вам не позавидуешь. Но это исключительно ваша дилемма, на меня прошу не рассчитывать, я на это не гожусь.

Тарловский крутил в пальцах зажженную сигарету, ища слова, которыми мог бы объяснить самую мрачную проблему.

- Тут еще одно дело…

Тембр голоса хозяина встревожил ювелира. Шестым чувством он вынюхал нечто более страшное еще до того, как услышать, о чем речь. Зрачки его сузились.

- Слушаю вас, пан граф…

- Видите ли, пан Бартницкий… Мюллер требует, чтобы я указал тех, которых он освободит за деньги, но так же и их сменщиков…

- Каких таких сменщиков?

- Он… он должен казнить десять человек, пан Бартницкий.

Мозг ювелира пронзило понимание:

- То есть, вместо выпущенных, он арестует четырех других, чтобы дополнить десятку! И он требует…

- Требует, чтобы я указал ему четырех других для того, чтобы их расстрелять. Впрочем… не знаю, может, чтобы повесить…

- Чтобы расстрелять. Плакаты гласят о расстреле.

- Это все равно, пан Бартницкий. Он хочет, чтобы я выбрал новых обреченных! И это условие поставил для завершения договора.

Бартницкий поднялся и машинально застегнул пиджак. Его руки слегка дрожали.

- И вы на это согласились?

- Да.

- Господи Иисусе!...

- У меня не было выбора. Я хочу спасти сына, и я сделаю это любой ценой.

Бартницкий видел в жизни многое. Он видел множество обманов, безжалостный шантаж, видел, как человеческое достоинство растаптывают самыми различными способами, ему случалось и самому быть участником таких никчемных поступков - но игра Мюллера поразила его. Он и не помнил, когда бы губы так дрожали от ужаса.

- Го… господин граф… Если вы согласились, то… то это ваше дело. Я лично не желаю иметь с этим ничего общего, ничего! Я не стану выбирать людей на смерть!... И вам не советую!

- Так что, мне пожертвовать сыном?! Его мать перевернулась бы в могиле, а я… я бы…

- Если вы сделаете то, чего требует Мюллер, тем самым вы тоже жертвуете сыном. И сыном, и самим собой, пан граф, ведь когда хлопцы из АК или НВС узнают, что вы сдали людей на казнь, они шлепнут вас, не раздумывая!

- Присядьте и перестаньте кричать, пан Бартницкий!

Ювелир уселся так резко, что пуговица пиджака стрельнула и с тех пор висела на одной нитке, словно она была осуждена и повешена хозяином.

- Я предупредил вас, пан граф… Я не говорю, что лесные наверняка обо всем узнают, тут дело такое - может им станет известно, а может и нет. Но возможности такой исключать нельзя!

- Я ее тоже не исключаю, дорогой мой. Если они обо всем узнают - сначала им нужно бужет подумать над тем, а стоят ли тех, кого выдали, выкупленных. А когда пожелают наказать ответственного за такой обмен, им придется наказать нескольких человек.

- Это кого же?

- Я уже обдумал это, пан Бартницкий… Я хочу, чтобы решение приняла группа самых уважаемых граждан города. Некоторых из таких гестапо арестовало, но ведь нескольких еще найти можно. Я не прав?

- Даже и пару десятков, пан граф. Только вот как вы хотите это сделать?

- Я хочу пригласить их сегодня вечером к себе: меценаса [6] В Польше так называют адвокатов. Кржижановского, профессора Станьчака, советника Малевича, начальника почты, пана Седляка. Это он подал мне такую мысль…

- Какую мысль?

- Чтобы созвать такое собрание.

- Почтмейстер Седляк?

- Ну да, Седляк. Он был у меня только что, просил помощи в спасении одного из арестованных. Как видите - не только к вам приходили.

- И кого же хочет спасать Седляк?

- Пана Кужмича, директора музея. Но давайте вернемся к моим гостям на сегодняшний вечер, поскольку все еще не знаю… Несколько уже есть, но этого мало. Кого мне еще следует пригласить, пан Бартницкий? Что вы думаете о приходском ксендзе?...

Ювелир наморщил лоб и какое-то время молчал; затем шепнул, как бы сам себе:

- Теперь я понимаю вашу щедрость, пан Тарловский… Вот только я не уверен, будто бы то, что вы сами желаете платить за четырех арестантов, склонит ваших гостей к выполнению требований гестапо…

- Вы не ответили на мой вопрос!