— Дорогой мой, сегодня знаменательный день в вашей жизни. Вы причастились великому богу по имени жизнь. Поцеловали крест, и отныне вам его нести. Позвольте небольшой экскурс в теорию. Что такое жизнь? Вопрос из области вечных. Не надо демагогии, друже, будем просто людьми. Жизнь — это высоченная лестница в небо, первыми по которой карабкаются самые ловкие, а задние хватают их за пятки. Основная масса посредственностей, как выражается наш многоуважаемый Иван Кириллович Загатный, у подножия: топчутся, толкаются локтями, грызутся, ведь к лестнице надо еще пробиться. Это в общих чертах. Теперь о вашей позиции до сегодняшнего дня. Вы были вне толпы и только наблюдали за борьбой. Принципиально не покупали лотерейных билетов, хотя у вас на глазах выигрывали другие. А люди зрячие — и завистливы. И пусть все взгляды прикованы к лестнице, люди видят, кто их обществом пренебрегает. Тут, друже, безнадега: и борешься — враг, и в сторонке стоишь — враг, потому что непривычно: возгордился или же, думают, щелку, чтоб просочиться, в толпе высматривает. Борьба за существование! Это товарищ Дарвин открыл — каждому пацану теперь известно. Ты бывал в городе на автобусной остановке после окончания рабочего дня? А я бывал. И не раз. Наблюдал толпу. Советую и тебе. Так вот, ты, друже, средь бела дня, не позаботившись о маскировке, вдруг кидаешься в эту толпу и начинаешь остервенело работать локтями. Так я понял твое предложение относительно семинара по передовой. Будем откровенны, весьма голословной и некомпетентной передовой статьи товарища Загатного. И это была твоя первая большая ошибка. Потому что у тех, кто толкается у лестницы, своя логика. Ага, он стоял в стороне, Наполеон, Мефистофель, святоша, считал себя лучше, чище нас, ну мы ему покажем — и раздавят. А тебе, если уж ты хотел так стремительно рвануться, надо было щелочку высмотреть и хотя бы чуток задних опередить с первого рывка, тогда бы оставшиеся у тебя за спиной подталкивали тебя, на всякий случай, не от любви, конечно, а по расчету, а вдруг все же прорвешься к лестнице и о них вспомнишь. И не было бы конфликта между тобой и ими. А это очень важно. Одним словом, наивно ты сегодня поступил, очень наивно, хотя и, признаю, — смело. С берега — и в воду, отчаянный. Люблю таких. Снова-таки возникает вопрос: почему я подаю тебе руку в этом стаде? А это уже чувства более тонкие, если на то пошло, моя слабость. Будь мы на лестнице рядом, на одном уровне, я бы так врезал локтем, ого-го. Но ты далеко сзади, и я подаю тебе руку через головы. Род гуманности, благородства, да и в этой буче никогда не знаешь, кто тебя обгонит. Но каждому хочется чувствовать себя добрее, чем ты есть на самом деле. Неофиты особенно чувствительны ко всем обидам, и я буду неоценимым твоим помощником на новой стезе. Бендер знал четыреста способов, как добыть деньги. Я знаю четыреста способов, как остаться добрым малым в этой грызне. Если же тебе повезет и ты встанешь хотя бы на первую ступеньку, в глазах толпы ты победитель, и те же руки, что недавно толкались и царапались, теперь возложат на удачника золотой нимб. Тут уж не потребуются мои четыреста способов защиты, и неудачник Дзядзько, который копошится где-то, будет забыт. Увы, таковы законы борьбы. Это немного грустно, и в голосе моем появились сентиментальные нотки. Но в наше время принято быть сентиментальным, любить цветы, собак и кошек. Недавно читал в газетах, как один ученый варвар трахнул щенка головой о столб. Так, веришь, плакать хотелось. Бедные животные. Кстати, сентиментальность — один из способов сохранить обличив доброго малого. Я знал одного человека, который приходил на службу раньше времени, чтоб полить цветы, — и он же тайком совал иголки в стулья своих коллег… Куда же вы! Андрей Си…?!
Хаблак вскочил и, пошатываясь, как человек в подпитии, зашагал напрямик, через заросли акации, к центральной аллее. Припекало солнце. В голове мутилось — ни одной толковой мысли, какое тяжкое утро, по характеру он тугодум, ему надо обдумать, взвесить каждую мелочь, а тут сразу столько навалилось, какая-то апокалиптическая лестница торчала перед глазами и тысячи Виталиев в широкополых фетровых шляпах и красных синтетических галстуках карабкались вверх, и все это надо было переварить, дурной сон какой-то. Серьезно он тут говорил или глумился?.. С ума можно сойти. Андрей Сидорович вспомнил, почему ушел из редакции… Жадно ухватился за спасительную мысль: надо идти в райисполком, подготовить сводку о ходе полевых работ.
Читать дальше