Владимир Дрозд - Катастрофа. Спектакль

— Из райкома, редактор, — догадался Дзядзько, умевший угадывать, кто звонит: включала и звонила телефонистка со станции, а ее энергичность в какой-то мере зависела от должности заказчика. Хаблак вдруг загадал: если не Гуляйвитер, день закончится счастливо, все само собой устроится. Но корректор уже подала трубку Загатному:

— Борис Павлович…

Хаблак сник: не устроится…

— Я, Гуляйвитер! Приветствую, Кириллович! — резонировало в трубке. — Мы с тобой на коне! Нет времени, сейчас пятиминутный перерыв, приеду — расскажу. Гигантский успех нашей передовой! Первый вслух прочитал на заседании! Приказал отпечатать еще триста экземпляров газеты, раздать уполномоченным, развезти по селам и устроить громкие читки. Передай приказ типографии. Меня тут все поздравляют. — Гуляйвитер захлебывался. — Первый так и сказал: с чувством, с пониманием. Ну, давай!

Иван Кириллович так не смог и слова вставить, в трубке затукал отбой. Хаблак жадно следил за выражением лица секретаря. Ни тени радости не промелькнуло на нем. Скорее — выражение легкой брезгливости. Даже трубку держал нехотя, на отлете, будто не мог дождаться, когда прекратится пустая болтовня. Всем своим видом Иван демонстрировал, что никогда и не сомневался в достоинствах любого своего материала и этот камерный успех его нимало не волнует. Андрей Сидорович даже немного обиделся на своего божка; не стоит Ивану Кирилловичу так подчеркивать свое безразличие — ведь сам первый секретарь похвалил. Краешком глаза заглядывал в невозможное, — а как бы он, Хаблак, радовался такой похвале?.. Даже голова закружилась. Нет, в равнодушии Загатного было что-то оскорбительное и для него, Хаблака.

— Иван Кириллович, позвольте? — это Дзядзько. — Предлагаю передовую нынешнего номера вывесить на Доску лучших материалов и оплатить повышенным гонораром.

— Поступило предложение передовую номера вывесить на Доску лучших материалов и выплатить автору повышенный гонорар, — бесстрастно повторил Загатный. — Кто за? Против? Нет. Предложение принимается единогласно.

«Ну, поднимись, скажи, — подбадривал себя Хаблак. — Хоть раз загляни в эту черную бездну. Другие могут. Почему тебе заказано? Ублажишь Загатного, а если еще с этой собачонкой сумеешь… — ведь это твое будущее, испытай себя».

— Товарищи, — Андрей Сидорович встал. Потел, ломал пальцы. — Думается, было бы полезно, особенно для нас, молодых газетчиков, провести семинар на основе передовой Ивана Кирилловича…

Он не узнавал своего голоса. Это был чужой голос.

— Передовая продиктована за десять минут, в номер. У нас и без нее есть на чем учиться, — резко оборвал его Загатный.

Побелев, Андрей Сидорович опустился на стул. Кто-то хихикнул. Не Молохва ли за стеной?

— Приступим к делу. Первая полоса. Передовая — за редактором, материалы хроники по району организует Дзядзько, сдать в одиннадцать двадцать, товарищи, запишите время, спустя десять минут уже не приму, сводка о состоянии сельхозработ за товарищем Хаблаком, сдать в одиннадцать. Вторая полоса… Третья полоса… На четвертой очерк товарища Хаблака, перепечатать и вычитать до двенадцати, международный обзор, «Уголок выходного дня», советы садовода… Предложения есть? Вопросы? Заведующим отделами сдать заявки на следующий номер. Планерка окончена.

Все поднялись и молча вышли — мужчины под шелковицу, выкурить по сигарете, слабый пол — в сборочный цех, обсудить свежайшие тереховские новости. Посреди кабинета остался Хаблак с листками в руке:

— У вас есть сообщение, товарищ Хаблак? — любезно улыбнулся Загатный. Андрей Сидорович спрятал руки за спину и выпрямился. Неловкость почти исчезла, было только чуть страшновато и подташнивало, как в самолете.

— Иван Кириллович, вы знаете, как я вас… одним словом, я, понятно, очень молодой газетчик, но… Ну не могу я подписывать своей фамилией выправленный очерк…

— Вы что же, заботитесь о своей славе в веках?

— Иван Кириллович, это мой очерк.

— Думаю, будущие поколения простят вам мою правку. Все великие когда-то начинали.

— Это не правка, Иван Кириллович. Я очень извиняюсь… Вы написали очерк заново. От меня там ничего не осталось.

— А, вот оно что. Бездарь Загатный коварно оттесняет гения Хаблака. Еще один вариант «Моцарта и Сальери». Имейте в виду, оригиналы сохраняются в архивах и поклонники вашего таланта через тысячу лет восстановят ваш текст, как теперь восстанавливают старинные фрески. Но почему-то моя правка устраивает всех, кроме вас, товарищ Хаблак…