Амос Оз - Фима. Третье состояние

Эфи, я вспомнила тут о том великом твоем вечере в доме семейства Гефен, чтобы просто понять – самой понять. Я пытаюсь объяснить. Ты не виноват в том, что обзавелся небольшим брюшком. Да и не разрушают брак только потому, что один из партнеров выстригает волосы в одной ноздре и забывает о другой. Или забывает спустить за собой воду в унитазе. И я ведь знаю, что ты, несмотря на всю твою мелочность и желчность, по-прежнему влюблен меня, по-своему. И, быть может, теперь даже сильнее, чем после нашего возвращения из Греции, когда судьба указала тебе именно на меня, хотя ты с трудом мог отличить нас троих.

Ты влюблен, но не любишь. Ты тут же скажешь, что это пеленал игра слов, каламбур. Извечная твоя претензия к отцу. Но я говорю о другом. Для тебя влюбленность – это способ снова стать ребенком. Младенцем. Которого кормят, пеленают, баюкают. И главное – восхищаются тобою, обмирают от счастья. И ночью и днем. Тебя нужно обожать двадцать четыре часа в сутки.

Знаю, что здесь я сама себе противоречу. Ведь я вышла замуж за тебя, потому что меня очаровала твоя греческая детскость, а теперь я с тобою расстаюсь именно из-за твоей ребячливости. Ладно. Ты поймал меня на противоречии. Наслаждайся. Иногда мне кажется, что между наслаждением в постели и наслаждением от того, что поймал меня на каком-нибудь противоречии, ты выберешь второе, потому что оно и возбуждает тебя больше, и удовлетворяет тебя в большей мере. А главное, именно такое наслаждение не сопровождается опасностью, что я забеременею. Каждый месяц ты впадал в истерику, не обвела ли я тебя вокруг пальца, не собираюсь ли я хитростью подкинуть тебе младенца. Что не мешает тебе намекать всем своим друзья, мол, истинная причина нашей бездетности в том, что у Яэль уже есть дитя – ее реактивный привод.

Месяца два назад – ты наверняка все позабыл – я разбудила тебя под утро и сказала: “Эфи, довольно. Я уезжаю”. Ты не спросил “почему”, не спросил “куда”. Ты спросил: “Как? Верхом на реактивной метле?!” И тогда я подумала, что ты попросту завидуешь мне, моей работе. Что это зависть рядит тебя в клоуна, шута. Верно, я не могу делиться с тобой подробностями о своем проекте, и эту секретность ты воспринимаешь как измену предательство. Словно я завела любовника. И не просто любовника, а какого-то неполноценного. Презренного. Женщина, которой выпала величайшая честь быть твоей женой, ищет чего-то на стороне. Как вообще можно заниматься чем-нибудь еще, кроме как ублажать тебя? Да еще чем-то секретным. Думаю, вряд ли ты смог бы понять, если бы даже я попыталась объяснить, над чем работаю. Пожалуй, это тебя вовсе бы не заинтересовало. Ты бы заскучал через две минуты и уснул. Или заговорил о чем-то другом. Ведь ты не в состоянии уразуметь, как устроен обычный вентилятор.

Итак, мы выходим на финишную прямую.

Шесть недель назад, когда пришло приглашение из Сиэтла и к нам субботним вечером прибыли два полковника ВВС, чтобы побеседовать с тобой, объяснить, что моя работа с американцами в ближайшие два-три года имеет значение национального масштаба, ты попросту выставил и меня, и наших гостей в самом анекдотическом ракурсе. Для начала обрушил на нас лекцию об историческом безумии, которым так и веет от слов “значение национального масштаба ”. Ты вел себя, как шейх из Саудовской Аравии. Потребовал, не больше и не меньше, чтобы они оставили в покое ту, что является твоею собственностью, а после выставил их из дома. До того вечера во мне тлела надежда убедить тебя поехать со мной. Говорят, пейзажи Сиэтла просто невообразимы. Фьорды. Заснеженные горы. Ты мог слушать лекции в университете, а новая обстановка, северные пейзажи, разлука с нашими газетами и новостными выпусками откупорили бы твой запечатанный колодец. Быть может, вдали от отца и друзей, от Иерусалима ты бы начал наконец-то писать. Не полемические статейки на злобу дня, полные язвительных намеков, яда и гнева.

Попытайся понять, Эфи. Я знаю, что для тебя я всегда была просто Яэль Левин, глупенькой девушкой из захолустного Явниэля. Глупенькой, но милой. Женщиной симпатичной и ограниченной.

Но и наши инженеры, и американцы верят в меня, в то, что мой проект интересен, что он выльется в нечто существенное. Я для них важна. Поэтому я уезжаю. Для тебя я далеко не так важна, пусть ты и влюблен в меня. Вернее, влюблен в свою влюбленность. Или настолько погружен в себя, что у тебя нет времени и сил, чтобы разлюбить меня.