Игорь Ушаков - Семейная сага

Когда мы отъехали от причала довольно далеко, он бросил весла и запел. Голос у него был приятный. Пел он русские романсы, многие из которых я уже слышала от моей мамы.

Анатолий пел, и я зачарованно его слушала. Стало чуть-чуть смеркаться. Похолодало. Анатолий предложил поехать к нашему берегу и разложить на берегу небольшой костерок, чтобы согреться, а потом поехать и сдать лодку. План показался мне романтическим, и я согласилась. Он налег на весла, и вскоре мы были уже у берега. Пристали мы к пустынной косе, относительно далеко от пристани. Анатолий ловко спрыгнул с лодки, привязал лодочную цепь к какому-то деревцу, а сам подошел к лодке и подтянул борт к берегу. Я уже встала на борт, чтобы шагнуть на берег, но в тот же момент он взял меня на руки, подхватив под колени. Я

невольно обняла его за шею… По-мужски сильные руки и его горячее дыхание мне в щеку вскружили мне голову… Я чувствовала, что вся дрожу, что сознание уходит от меня… Все это было так ново, так восхитительно! Весь мир вокруг закружился, закружился и растаял…

Потом я почувствовала какую-то тяжесть на себе. Я

очнулась и вмиг отрезвела. Я стала вырываться и шептать ему:

— Не надо, миленький, не надо! Отпусти! Не надо!

Перестань… Перестань…

Но он уже совсем потерял голову. Он не слушал или не слышал меня. Он держал меня за запястья. Я была будто распята на траве, его сильное колено раздвигало мне ноги… Тут в последнем безнадежном порыве я оторвала голову от земли и впилась зубами в его шею!

От неожиданности он громко вскрикнул, отпустил меня и вскочил на ноги. Я тоже быстро поднялась, поправив сбившуюся юбку.

— Ты что, совсем сдурела? Смотри, укусила до крови!

На его рубахе и взаправду заалело небольшое пятно. Отчего-то я невольно прыснула. Не знаю, почему — будто бес какой в меня вселился. В этот момент Толя, разъяренный, замахнулся на меня, хотя рука его так и застыла в воздухе.

Это было уже слишком! Я развернулась и почти бегом понеслась в сторону пристани. Я не испугалась. Я просто не могла придти в себя от обиды и злости. Этого еще никто никогда себе не позволял со мной. Уже стало смеркаться, я шла уже почти наугад, на огоньки. Вскоре я оказалась у пристани и свернула в сторону дома.

Почти затемно я добралась до дома. Во мне шевелились смутные чувства. Я особенно-то не сердилась на Анатолия за то, что он потерял голову. Это даже вызвало какое-то чувство необычного возбуждения. Обидело то, что он не слушал моих просьб оставить меня, отпустить. Но больше всего меня оскорбило то, что он на меня замахнулся. Правда, и я была хороша — прокусила парню шею до крови… А если бы попалась сонная артерия? Я опять невольно прыснула от смеха, представив себя вампиром или ведьмою, пьющей кровь грешника…

Пока я так и не поняла, куда меня завела судьба. Анатолий мне очень нравится, я бы очень хотела дружить с ним. Но я не готова к тому, что он от меня хочет. Ведь мы еще только учимся в школе…

Как мы завтра будем друг другу в глаза глядеть? Ведь народ в школе шустрый, о чем-то догадаются, что-то понапридумают. Ославят ни за что ни про что! Нет, зря я так думаю: Анатолий не даст меня в обиду. Ну, горяч он, несдержан, но ведь есть и вопросы мужской чести. Об этом во всех книгах пишут.

Но что будет, что будет завтра?..

Михаил. 1927, 24 сентября.

Сегодня после уроков я задержался во дворе школы,

хотел, как всегда теперь это делаю, дождаться Кати, дать ей уйти вперед, а потом пойти за ней и любоваться ею: ее походкой, ее стройными ногами, ее льняной косой, которая колышется около ее талии… Я уже так привык к этому за последнее время! Ходит она домой, правда, не одна, а в сопровождении двух, а то и трех мальчиков-одноклассников. Один из них постоянный сопровождающий, остальные меняются. Зовут его Анатолий Дубравин, он появился в нашей школе только в этом году: его отца прислали из Москвы, назначив каким-то важным губернским начальником.

Я плетусь за этой троицей, проклиная себя за свою нерешительность. Все никак не решаюсь подойти к Кате как-нибудь на перемене, заговорить, а удастся, то и на свидание пригласить… И как это другие парни так запросто с девочками общаются, ходят с ними, даже под руку берут… А я не могу, робость какая-то меня одолевает. Может поэтому на меня девчонки и внимания не обращают? Но что же я могу с собой сделать? Для меня женщина — это святыня… Этому меня учил мой отец.

Так вот, стою я, жду Катю. Она выбегает из дверей какая-то легкая, почти воздушная, глаза блестят. Меня не заметила и помчалась, сломя голову, обгоняя всех.