Игорь Ушаков: Семейная сага

Анатолий утвердительно кивнул ей и повернулся,

почти натолкнувшись на меня. Он произнес, видимо еще по

инерции "французского" общения: "Пардон", — и пошел за свою парту.

Начался урок. Мне ничего не шло в голову. Мысли крутились вокруг Анатолия. Мне все время хотелось оглянуться, как всегда, и увидеть его улыбающиеся глаза, но я

сдерживалась… Я не могла понять, как же так можно? Ведь это же предательство! Ведь в классе все знают, что Анатолий пытается ухаживать за мною. Все девчонки завидовали мне, и в первую очередь, Наташка. Он провожал меня до дома, правда не один, а всегда с кем-нибудь еще. Мальчишки вообще за ним хвостом ходят.

И как же так? Теперь вот просто так взять и начать

"крутить" с Наташкой? Получается, что я во всем виновата?

Ну, конечно, с Наташкой проще — она в шею не укусит!

Нет, я ему покажу! Он что, думает, что я буду плакать? Я отомщу ему тем же! Но как я ни храбрилась, комок стоял у меня в горле, а слезы наворачивались на глаза…

— Белая, ты в классе или витаешь в облаках? — раздался голос учительницы.

— Ой, Александра Михална, я думала, правильно ли я решила домашнюю задачку.

Шура-дура, как звали мы нашу математичку, поверила мне. Я ведь была в классе по математике одной из самых сильных. Кстати, наша Шура не такая уж и дура, я думаю, что она один из лучших учителей нашей школы. Это просто кто- то придумал в рифму "шура-дура", так с тех пор и пошло.

Я опять начала думать: кого же, кого же выбрать, чтобы отомстить Анатолию? Эти сопляки-одноклассники еще и побоятся, кабы Анатолий им не врезал… Кто же еще?

Так что ж я, глупая! Конечно же — Михаил, Миша Макаров! Ведь я же вижу, как он млеет, когда я на него лишь просто взгляну! Он и старше, и симпатичный, и говорят, что умный. К тому же мы знаем друг друга с детства. И наши мамы знакомы давным-давно.

Михаил, правда, какой-то не от мира сего, все время будто витает в облаках, но это и к лучшему: не будет с глупостями приставать!

Ну, Толечка, мы еще посмотрим, кто кого!

Но чувствую я себя все же премерзко! Мне ничего сейчас не хочется. И меньше всего хочется, чтобы Михаил подошел ко мне сейчас, увидев, что я иду домой одна. Ну их всех к черту! Я хочу побыть сегодня одна… Да, одна, одна, одна! Видеть никого не хочу!

Михаил. 1927, 27 сентября

Вчера Катя шла домой из школы почему-то одна, без

своей вечной свиты. Даже не шла, а как-то устало брела, понурая. Может, что произошло в школе? А может, дома? Ведь ее отец, Арсений Николаевич, очень сильно болен.

Я, как всегда, шел за Катей хвостом, на почтительном расстоянии. Подойти к ней и заговорить я опять не осмелился… А неверное, надо было! Ведь необходимо поддержать человека, когда ему трудно, когда он наверняка нуждается в помощи или хотя бы обычном добром слове. А я опять шел и не смел… А надо бы было подойти!

Сегодня, как всегда, выйдя из школы после уроков одним из первых, я стоял вроде бы в раздумье. На самом деле, я дожидался, когда выйдет Катя, чтобы опять пойти за ней

"хвостом". Вот она вышла… Сегодня она бодрее, чем вчера, оглянулась по сторонам, будто ища кого-то. Увидев меня, она махнула мне рукой, сбежала вниз по ступеням и пошла… в мою сторону! У меня ослабло под коленками, во рту внезапно как-то пересохло. Еще этого не хватало! Я же не гимназисточка какая! Что со мной творится, нужно же собой управлять хоть немного!

Она шла в моем направлении и, проходя мимо меня,

слегка замедлив шаг, спросила:

— Привет, Миша! Идешь домой? Пошли вместе, нам по пути, кажется?

Я мотнул утвердительно головой и, не промолвив ни слова от растерянности, пошел с ней рядом. Когда Катя спросила меня, почему я какой-то не такой, я совсем смутился и как-то невпопад ответил ей, что я всегда такой, от рождения. Сказал я конечно глупость, поэтому она звонко захохотала и сказала:

— Смешной ты, Миша, какой-то! И даже остришь как-то необычно. Разве можно быть с детства растерянным?

— Ну, конечно, я пошутил. На самом деле, я почему-то все время жду, что ты ко мне подойдешь, но вот был как-то не готов к этому… — Опять невпопад сказал я.

— А как это тебе нужно было специально готовиться к тому, чтобы я к тебе подошла? — Сказала Катя и снова залилась своим звонким смехом.

Шли мы бок о бок, так вот разговаривая ни о чем. Иногда она случайно касалась меня своей рукой, или ее широкая юбка задевала мою ногу — тогда будто электрический разряд пронзал меня. Такого со мной никогда еще не было: ведь в свои шестнадцать лет я ни разу даже не коснулся ни одной девочки. Мои друзья ходят на танцы, устраивают пикники с девочками, где иногда некоторые из них даже кладут голову кому-нибудь из девочек на колени. Я этого представить даже не могу: отец меня всегда учил, что любовь — это святое, ее нельзя разменивать по мелочам, она одна на всю жизнь. Я понимаю, что только такие отношения, какие были между моим отцом и моей мамой, достойны называться любовью.