Игорь Ушаков - Семейная сага

Когда мы иногда ходили в гости, попросив кого-нибудь присмотреть за Олегом, он мог простоять в стороне от танцующих с какой-нибудь такой замухрышкой, что все диву давались этому "физиологическому мезальянсу". В основном он уделял внимание несчастным женщинам, я бы даже сказала, "социально убогим". Меня эта его моральная

"благотворительность" беспокоила мало, я его ни к кому не ревновала: кто может ревновать мужа к страшилам- крокодилицам?

И вдруг, как гром среди ясного неба — в один из дней он заявил мне, что Анечка Бурштейн очень несчастный человек, он ее очень любит, а посему решил на ней жениться, разведясь со мной. Я была поражена: действительно, Аня была убогим человеком, ну, читала она много, но говорить не умела ни на какую тему да и страшна была, как смертный грех: как говорится, ни кожи, ни рожи.

Конечно, развод я ему дала, не раздумывая. А Владимир, как человек благородный, оставил мне квартиру. Правда его отец был директором соседнего института, поэтому даже в условиях дефицита жилья получить новое не было для него смертельной проблемой.

Жить с ребенком на зарплату мэ-нэ-эс, или, как у нас говорили, "мало нужного сотрудника", было трудно.

Алименты Владимир платил мизерные с такой же, как у меня, мизерной зарплаты. Но я выжила: как только отдала Олежку в ясли, начала подрабатывать мытьем полов в институте, а иногда и на квартирах сотрудников. Меня всегда при этом выручала моя подруга, Лариса, которую Олежек полюбил и не боялся с ней оставаться.

Вся жизнь проходила в ежедневной суете, было тошно жить, но гордость не позволяла мне опускаться: я следила за собой, одевалась по мере возможности, как говорят,

"простенько, но со вкусом". Однажды ко мне подошел симпатичный парень, немного цыганистого типа, который только недавно поступил на работу в соседний отдел. Представился и спросил меня, люблю ли я езду на мотоцикле. Вопрос был странный, если даже не глупый, все равно что спросить: а вы по вечерам не летаете на метле? Я хмыкнула и с насмешкой ответила: "Просто обожаю!" Он на это ответил:

"Значит, замётано? После работы я жду в вестибюле. А в обед сбегаю и принесу второй мотоциклетный шлем". Все было так неожиданно, что пока я собиралась с мыслями, чтобы опять съехидничать, он уже ушел в свой отдел. Ну, не бежать же мне за ним, чтобы сказать, что я пошутила!

После работы он действительно ждал меня с двумя мотоциклетными шлемами в правой руке. Мне ничего не оставалось делать, как пойти с ним, хотя я предупредила, что мне через час самое позднее надо быть дома, так как из школы приходит сын, надо его накормить и проследить, чтобы он сделал все уроки. "Замётано!" сказал Аркадий и усадил меня на заднее сиденье. Езда на мотоцикле мне даже понравилась: задыхаешься, как от волнения, когда тебе в лицо бьет тугая струя встречного воздуха, на поворотах никак не можешь совладать с собой и все время отклоняешься в сторону противоположную повороту… Словом, эта поездка мне впрыснула в кровь некоторый адреналин!

Мы стали кататься с Аркадием чуть ли не каждый день. Потом он "приручил" и Олега, хотя его он сажал перед собой, чтобы была надежная страховка.

Если не говорить о некоторых полублатных полупровинциальных выраженьицах типа "замётано" и "а як

же!", то Аркадий оказался интересным парнем, который любил музыку, даже классическую, много читал, с ним было интересно поговорить. Он зачастил ко мне домой. Когда Олег засыпал в своем малюсеньком "пенальчике", мы осторожненько закрывали дверь и сидели попивали чаи да вели светские беседы. Понятно, что если молодая женщина и молодой мужчина — а Аркадий был на три года моложе меня

— по вечерам пьют чай одни в комнате и ведут светские беседы, это всегда завершается одним и тем же…

Аркадий мне нравился, он всем был хорош: аккуратный, чистюля, внимательный, мне во всем помогал, золотые руки. Да и любовник он был неплохой, хотя каких-то чувств особых у меня к нему не было.

Все было хорошо. Меня такие отношения устраивали: приходящий муж, он же слесарь, он же столяр, он же собеседник…

Но вот однажды он пришел из институтского общежития, в котором жил, с огромным рюкзаком и вешалкой, на которой были рубашки да пиджак и сказал мне совершенно серьезно: "Маша, мы с тобой уже несколько месяцев живем, как муж и жена, пора расписываться". Мои возражения на него не произвели никакого впечатления: он вывалил содержимое рюкзака посреди комнаты и спросил, куда он может повестить свои рубашки.