Игорь Ушаков - Семейная сага

вчера "на зубок" к самому декану факультета.

Собеседование шло весьма гладко, по крайней мере,

мне вчера так показалось.

— Почему вы решили поступать в МАИ?

— У меня отец связан с авиацией…

— Значит, потомственная профессия?

— В некотором роде… — Соврал я, поскольку мой отец всего-навсего преподавал в Военно-воздушной академии, но к авиации, кроме этого, никакого отношения не имел.

Видимо, было естественным, поступая на что-то об этом чем-то хоть что-то знать, что и привело к дополнительным вопросам.

— Когда и кто изобрел первый самолет?

— Можайский в 1840 году…

— Так-так… А кто и когда изобрел радио?

— Попов в 1911…

— Ну, ладно, товарищ Макаров, с историей все ясно… А по какой траектории полетит бомба, сброшенная с самолета, летящего горизонтально, прямолинейно и с постоянной скоростью?!

Ожидаемый ответ был: "По параболе", но золотой медалист сказал: "Ну, это надо подумать…", чем вызвал недоуменный взгляд экзаменатора.

А дело было в том, что в десятом классе у нас вел физмат кружок выпускник нашей школы тогдашний старшекурсник Физико-технического факультета МГУ Иридий Квасников. (Наградили же Квасниковы-родители

своего сынка причудливым "менделеевским" именем!) Он дал нам основы интегро- дифференциального исчисления и одним из детальнейше разобранных примеров было именно падение бомбы (а не идеальной материальной точки!): а тут и меняющееся с приближением к Земле притяжение, и сопротивление воздуха, зависящее от скорости, и прочие никому не нужные детали. Не помню, но возможно он и пример-то этот давал, чтобы показать, сколько факторов в принципе участвует в реальной задаче, но что почти все это на практике чушь собачья, не нужны они — достаточно знать параболу…

Одним словом, когда я минут через двадцать пришел к столу с моим решением, экзаменатор взял мой листок, изучил его, взглянул потом на меня поверх очков и пошел кому-то показывать, что я написал. Вернувшись он меня отпустил.

Когда я вышел, толпа страждущих и все еще ждущих решения своей судьбы, набросилась на меня: "Что спрашивали? Что спрашивали?" Я рассказал вопросы вместе со своими ответами. Оказалось, что Можайского я заставил изобрести самолет, когда тому было всего пятнадцать лет раньше, а зато Попов изобрел радио через пять лет после своей благополучной профессорской кончины…

Я был в полном нокауте. Я и сегодня-то пришел только за компанию со Славой… И вот на тебе — приняли!

Зато я понял, что уверенность в себе очень важна в жизни. Не зря говорят: нахальство — второе счастье!

Михаил. 1953, 25 августа

Только что в Талине закончилась конференция по

теоретически вопросам электротехники. Среди делегатов была красивая молодая женщина, на которую я тут же

"положил глаз". В ней было что-то тонкое и проникновенное, вдобавок немного грустное, как в Ботичеллиевой Афродите. Только волосы ее были не рыжие, как у той, а пепельно- золотистые…

Мы как-то случайно обменивались взглядами, а однажды мне даже показалось, что она слегка мне

улыбнулась. Я это списал на свое положение — известный специалист, руководитель секции.

Женщина эта с ее добрым и спокойным взглядом как- то сразу запала мне в душу. Опять пронзила меня какая-то неизбывная тоска, тоска по жизни, тоска по любви… Может, я просто изголодался по хорошему доброму отношению к себе? Но пора иллюзий у меня прошла, я понимал, что что-то прошло безвозвратно… Сердце заныло в какой-то тоске: вот есть же такие красавицы, но все уже разобраны, все чьи-то, а тебе на них только со стороны можно смотреть!

На следующий день, когда начали работать секции, эта умопомрачительная женщина подошла ко мне и представилась: "Мария Кастальская. Я выступаю на вашей секции. Мой доклад последний по очередности". Она была элегантно одета в строгий светло-бежевый костюм, удивительно сочетающийся с ее необычными пепельными волосами, небрежно разбросанными по плечам, хотя в этой небрежности виделся определенный замысел художника. Никакой косметики, кроме, возможно, слегка подкрашенных ресниц. А глаза!.. Серо-голубые, глубокие. Немного грустные, хотя они прекрасно сочетались с ее теплой улыбкой. Возникала какая-то загадочность… Ну, прямо тебе мои любимые ленинградские Сфинксы!

Походка спокойная, с достоинством, но без этих претензий на сходство с моделью. Но она ходила так, как не смогла бы ходить ни одна модель: грациозно и с огромным достоинством!

И вот ее доклад, последний на моей секции. Не знаю,