Лев Сокольников - Саркофаг

Вдоль путей, на расстоянии трех сотен метров от полотна, стоят дома трёх сортов: сорт первый "сталинские", трёхэтажные, кирпичные, в три подъезда — пять штук. Стоят квадратом на приличном расстоянии друг от друга. С канализацией, водопроводом и электричеством. "Центр" посёлка. "Центром" его можно считать только в глухом Урале на границе с безбрежными казахскими степями. Почему так? Да потому, что весь комфорт прекрасных домов портился всё той же непролазной грязью, что приходила в городок два раза в году: весной и осенью. Вечная наша ложка говна в бочке мёда по всей "стране победившего социализма" Но "социализм" имел все основания огрызнуться:

— Дороги, или их полное отсутствие, извиняюсь, получены от "проклятого прошлого"

Но я неправ: о каких дорогах вести речь в посёлке железнодорожников, который строился в военное время!? Идёт страшная и жестокая война, нужно очень быстро построить железную дорогу, что связала бы залежи казахстанского угля с домнами, выплавляющими "металл победы"… О каких дорогах может идти речь!? Потом, потом, после победы займёмся дорогами и улучшением жизни! А сейчас — "все силы на бесперебойное перемещение нужных для победы грузов по стальным магистралям тыла"! — никто, разумеется, не задумывался в то время о том, что наше могучее и великое "потом" помечено математическим символом "бесконечности"

Несколько "сталинских" домов посёлка дополнялись сараями для скотины. Вполне приличный кирпичный и оштукатуренный дом — и во дворе жильцы построили деревянные сарай для кормилиц. Моё знакомство с языком местных жителей началось с точного названия мест пребывания личного крупного рогатого скота: "стайка"

Были и "конфликты" со сверстниками: мой говор жителя Средней полосы России с нажимом на "А" вначале никак не хотел ими принимать, но их "О" я принял с интересом и удовольствием. Ч один был "акающий" и переделать большую часть мальчишечьей компании с "О" на "А" у меня бы не получилось.

Сегодня могу сказать такое: тринадцать лет проживания на "окающем" Урале мой "акающий" язык сделали правильным. "Нейтральным"

Что добавить к первому дню проживания на новом месте? Немного: к концу дня я успел основательно исследовать окраины тупика. Много значил прошлый опыт! Я прекрасно ориентировался на местности, хотя и блудить по такому "прозрачному" городку было большим грехом. Затосковал от увиденной "пейзажной" бедности? После родного монастыря и города? Или после польского города Люблина? После "цивилизации"? Нет! До сего времени не могу понять, почему и отчего на меня не навалилась "ностальжи" по любимому и родному монастырю! Никак не могу объяснить и того, почему с любовью и интересом принял в сознание новое место проживания. Мало того: и до сего времени люблю место неофициальной ссылки нашего семейства. Это была станция на Южном Урале, но мог быть нашему семейству и Полярный Урал! Как и почему мы его миновали — как об это теперь узнать?

Но на 47 год там не было проложено ни единого километра "стальных магистралей", возможно, поэтому отца туда и не сослали. Почему такое не произошло — до сего времени остаётся самым удивительным и необъяснимым явлением в моей жизни. И ещё: не могу понять, почему невзрачный посёлок железнодорожников стал для меня самым прекрасным местом? На сегодня только ленивый не пишет о местах на Земле, обладающих особыми свойствами. Такие места условились называть "аномальными зонами", и каждая такая "аномалия" чем-то отличается от другой: в одной замедляется ход времени, в другой — не проходят радиоволны, третья, оказавшимся в ней людям, показывает удивительные картины их прошлого и будущего. Станционный посёлок, где закончил свой бег наш пульмановский вагон, оказалась лично для меня таковой "зоной": скромной, маленькой, запомнившейся навсегда и навсегда любимой. Когда я сегодня начинаю одаривать любовью места своего прошлого проживания, то эта станция первой получает самый большой кусок моей любви. Почему так?

Остатки лета пролетели незаметно и, вот он третий класс начального обучения!

— Здравствуйте, дети! Меня зовут Мария Ивановна

— Здрасте, Мариванна! — дружно ответил класс из тридцати стриженых голов. Стрижка "наголо" была основным условием посещения школы в то время. Потом следовали чернильницы-"непроливашки", ручки, перья, карандаши и бумага.

Образование мы получали раздельно от девочек. Женская школа под следующим порядковым номером после нашей, "мужской", находилась в двухстах метрах от нашей школы. Тогда я не задумывался, почему в железнодорожном посёлке, где имелось всего две школы, у них были номера не "первая" и "вторая", а за десятки? В чём дело? Не мог эту "великую" тайну разгадать по причине: об этом тогда не думал.