Евгений Титаренко: Критическая температура

Юрка один из немногих ребят успел загореть, и, куда бы ни смотрела Милка, уголком глаза ловила его коричневое, мускулистое тело. Тогда впервые оценила она Юркин задумчивый – куда-то сквозь нее – взгляд, и ей впервые сделалось не по себе под этим взглядом…

От Инги Суриной пришла записка: «Слышала?!?!?!»

Милка нарочито непонимающе повертела перед собой записку, как бы стараясь вникнуть в смысл многочисленных вопросительных и восклицательных знаков после единственного слова.

Из окон директорской квартиры хорошо просматривалось единственное выходящее во двор окно его школьного кабинета, форточка которого, закрытая с вечера, оказалась утром распахнутой… Потому-то Елена Тихоновна, жена директора, и заставила мужа проверить свое хозяйство задолго до начала занятий. Однако Милкиной матери она сообщила о вчерашнем происшествии хоть и негодующе, но под строжайшим секретом. Милкина мать со своей стороны, посвящая Милку в подробности ночного события, обязывала хранить их в тайне. И Милка безоговорочно согласилась с ней. Теперь подумала: неужели вся школа уже знает об этом? И опять стало необъяснимо тревожно на душе.

Повернулась к Инге, недоумевающе пожала плечами: мол, ничего не слышала, ничего не понимаю. Инга жестами показала: «На перемене объясню!» Мол, еще ахнешь.

Вчера Инга Сурина была на дне рождения. Но под предлогом домашних заданий ушла рано. Что она «зубрила» и что до трясучки боится выпускных экзаменов – общеизвестно. Но с вечеринки она ушла одной из первых не поэтому. Инга (что ни для кого не секрет) была влюблена в Стаську Миронова и ушла потому, что его не оказалось среди гостей. Ее чувств не замечал, пожалуй, один Стаська, хотя, достаточно было ему взглянуть на Сурину, та сжималась вся и посматривала на него трусливо, как мышка на кота. Милка подумала, что надо сказать Стаське про Ингину любовь… И когда подумала об этом, невольно вздрогнула, словно бы только теперь осознав смысл простейшего слова: любовь. Насколько легко произносилось оно раньше: вслух и мысленно. А на этот раз… И вдруг Милка пришла к неожиданному, хотя, казалось бы, и простейшему выводу: если аккуратненькая Инга Сурина влюблена в Стаську – Стаська тоже мог быть влюблен в кого-нибудь! И мысль об этом немножко напугала ее. Милка вторично с невольным любопытством оглянулась на Стаса.

Тот сдвинул к переносице брови, чего Милка раньше не замечала за ним, и стал глядеть в «опросник». Эта вызывающая отчужденность его опять неприятно кольнула Милку. Стас не имел никакого права дуться на нее. Пусть думает, что хочет, – решила Милка. А через минуту вырвала из тетради по русской литературе пол-листа и отправила Стаське дипломатическую записку: «Почему не пришел вчера? М.».

Ответ ждала злая – на Стаську и на себя. Чтобы покончить с «опросником», хотела подсмотреть Лялькины ответы, но та прикрывала их ладонью. «Кто из окружающих пользуется твоим наибольшим уважением?» – «Мама», – ответила Милка. «За что?». – «За то, что мама», – написала Милка.

Со Стаськой были связаны все впечатления детства. Побеги в кино, порция мороженого на двоих, даже рыбная ловля, к которой Милка пристрастилась не хуже мальчишек. Стас был в доме своим человеком. И если портился выключатель, перегорал утюг или надо было приладить новый карниз над дверью – мать, как о чем-то само собой разумеющемся, говорила: «Стася придет, сделает». Это Стаська умел: что-нибудь приколотить, приклеить, разобрать или собрать. Всегда молчаливый и мрачный, Стаська был «себе на уме», как она не однажды убеждалась. Дней пять назад Милка между делом сообщила ему, что поступать будет не в химмаш, как они планировали раньше, а в технологический. Стаська неожиданно заявил, что поступать вовсе никуда не собирается: пойдет работать… Кто его знает, Стаса, что он там обдумал про себя.

Ответ на записку пришел, когда учитель истории задержался где-то неподалеку, за Милкиной спиной. Ждать, чтобы он прошагал к учительскому столу или назад, в сторону «Камчатки», не хватило терпения. И, держа в правой руке занесенную над «опросником» ручку, Милка левой, вплотную к себе, развернула Стаськино послание.

Ответ был, мягко говоря, нахальным. Нахальным и грубым: «Не пришел, потому что не посчитал нужным». Без подписи.

Милка резко оглянулась через плечо и уставилась на Стаса в упор – чего он хочет?

У Стаськи не шевельнулся ни один мускул на лице в ответ на ее молчаливый вызов. Лишь скользнув отсутствующим взглядом по Милкиному лицу и сдвинув густые, сросшиеся у переносицы брови, он стал быстро-быстро что-то писать в «опроснике», будто надумал целое сочинение.