Робе тогда было двадцать три, недавно из армии пришел. Он отмалчивался, собирал в фибровый чемоданчик нехитрые пожитки.
— Ить я одна осталась, слышишь, дьявол бесчувственный, совсем одна, и ты меня бросаешь?! — заскорузлым коричневым пальцем мать утирала мутную слезу.
— Я тебе помогать буду, — буркнул Роба. — Деньги присылать.
— Да подавись ты своими деньгами, помогалыцик! — вскрикнула мать. — Больно нужны мне твои деньги! Все он на деньги меряет!
— Ну что, прикажешь мне всю жизнь за твою юбку держаться? — вскинулся Роба. — Мне״ одному пожить интересно, понимаешь ты это, колода старая? Отца ты много дома видала?! Всю дорогу — на заработках!
— Отец печник был, дуралей! Работа такая — по другим деревням ходить… А ты куда навострился?
— На кудыкины горы…
— Вырастила волчину, прости господи… — всхлипнула мать. — Ить помру я скоро, анчутка! Похоронить некому будет!
— Не бойся, не помрешь. Чуть что — сразу помирать собирается…
— Да уж давно помереть надо было, зажилась… О, господи, извелась семья под корень…. А с Галькой что будет, аспид? — снова выкрикнула мать и ткнула пальцем в сторону двери, где стояла на пороге девушка чуть больше двадцати лет, в китайском светлом плаще и пуховой шапочке. Она стояла, опустив голову, молча слушала перебранку и носком резинового сапога чертила на полу узоры.
Роба наконец собрался, примял рукой ворох рубах, носков и другого барахла в чемодане, захлопнул крышку, щелкнул замками.
— А что Галька? — после паузы зло ответил он. — Она сама по себе.
— Она всю армию тебя ждала! А теперь ты ее тож бросаешь, сукин ты сын!
— Ладно, мать, не кричи! Сам знаю, что делать!
— Ты знаешь — знальщик какой! Посмотрел бы батя на родного сына! Как он мать да невесту бросает!
Девушка Галя подняла голову, пристально посмотрела на Робу и молча вышла из дома. Без стука, аккуратно прикрыла за собой дверь.
— Галь! Подожди, Галя! — Роба выбежал следом за ней.
Девушка быстро шла вдоль заборов и даже не обернулась. Роба переминался у дома, смотрел ей вслед, но догонять не стал.
И в эту секунду отворилась дверь и мать выбросила на улицу чемодан Робы, пальто и кепку. Дверь тут же закрылась, звякнула щеколда. Роба опешил от неожиданности, потом забарабанил кулаком в дверь:
— Ну и черт с тобой, коряга старая! Еще пожалеешь!
— Я-то пожалею?! — из-за двери отвечала мать. — Гляди, Робка, как бы тебе жалеть не пришлось!
— Ладно, не грозись! — Он надел пальто, подхватил чемодан и широко зашагал по улице, прямо по грязи, по лужам. Был он тогда совсем молод, только отслужил Э армии, и казалось ему, что дальше в жизни все будет хорошо, так, как ему хочется…
…Солярка у Веньки кончилась, костер погас, и он теперь околевал, скрючившись в кабине. Руки и ноги окончательно онемели, и он их не чувствовал. Сон наползал, заволакивал сознание.
— Ах, Ленка, Ленка… — он с трудом шевельнул губами. — Неужели больше не увидимся?
— …Давай, давай, просыпайся, дружище! — Две сильных руки трясли спящего Веньку, несколько раз больно хлестнули по щекам.
Он с трудом открыл глаза и увидел склоненное над собой бородатое лицо.
— Порядок, проснулся! — заулыбался бородатый парень. — Гладышев, давай сюда водку!
В кабину влез Гладышев, протянул флягу с водкой.
— Венька, чертова душа, ты что же это? Околеть решил?! Рановато, Вениамин! Пей-ка лучше, сейчас будешь как огурчик!
Бородатый чуть не силой вставил горлышко фляги Веньке в губы:
— Давай, не выпендривайся! Для здоровья надо!
Венька сделал два глотка, оттолкнул флягу, закашлялся.
— А Голдаев где, Веня? — спрашивал Гладышев.
— В Корсукар ушел… пешком…
— Фью-ить! — присвистнул Гладышев. — Совсем сдурел наш Робертино. Где ж его искать-то?
А по снежной целине от укатанной дороги к самосвалу ходил бульдозер, расчищая снег. На дороге урчал трактор.
— Заворачивай сюда, Володя-а! — закричал Гладышев трактористу, выпрыгивая из кабины. — В Корсукар поедем!
…Пилот вертолета докладывал в диспетчерскую:
— КрАЗ нашли примерно в семи километрах от трассы. Один водитель живой. Обморозил руки. Напарника нету. Ушел пешком по целине в Корсукар. Следы замело. Как поняли? Прием.
— Возвращайтесь на базу. Спасибо от всех…
…Голдаев не знал, сколько времени он пролежал в снегу. Очнулся, когда стало вечереть. Боль пронизала всего, от пяток до головы. Он застонал и попытался встать. Но сил не было. Он пополз, вспахивая глубокую широкую борозду в целинном снегу. Мычал, стиснув зубы. Полз и полз. Все медленнее и медленнее. Замер, уткнувшись лицом в снег…
Читать дальше