Эдуард Володарский - Птицы белые и черные

Целина стала глубже, и теперь снег захлестывал радиатор и с шипением поднимались клубы пара. Немного погодя они встали.

— Теперь все. — Голдаев выключил двигатель. — Теперь сели намертво.

Венька молчал. Снаружи завывала пурга, шуршала снегом по стенкам кабины, по ветровому стеклу, и вокруг — мертвая снежная пустыня.

— К утру так заровняет — не надо хоронить, — вздохнул Голдаев.

— Нас будут искать, — подал голос Венька.

— Кто?

— Все. Ребята, строители, Федоткин — все! — убежденно ответил Венька.

На это Голдаев ничего не ответил. Закурил. Кабина быстро остывала. Голдаев включил двигатель, посмотрел на датчик горючего, пробормотал:

— На час-полтора осталось…

…На Воропаевской ГЭС готовились к перекрытию реки. Начальник стройки Гуров, главный инженер, начальник автоколонны, начальник перекрытия, инженеры других служб ранним утром обходили строй тяжелых самосвалов. Они выстроились, как на параде. Рядом с каждой машиной стоял водитель. Гуров здоровался за руку с каждым:

— Как самочувствие? Какие жалобы? Машина в порядке?

— Все в порядке, Валерий Анатольевич, к перекрытию готовы.

— В темпе надо будет, одним ударом.

— Сделаем, Валерий Анатольевич.

— Из Кандыма КрАЗы пришли? — спросил Гуров начальника автоколонны. ז

— Ждем с минуты на минуту. Пурга на трассе, могут запоздать.

— Без этих КрАЗов мы за сутки не успеем. Или как? — Гуров глянул на начальника перекрытия.

— Нет, — покачал головой тот. — Нужно еще минимум пять машин…

…Рассвело. Они сидели в остывшей ледяной кабине. Пурга не унималась, хотя небо посветлело — ветер согнал с него тяжелые тучи. Голдаев сжег горючее до нуля и, как только двигатель замолчал, сразу почувствовал мороз. Венька с ногами забрался на сиденье.

— Ччерт, даже побегать нельзя, чтобы согреться, — пристукивая зубами, сказал он. — Ноги заледенели.

— Скоро все заледенеет, — мрачно пообещал Голдаев. — И никто не узнает, где могилка моя…

— Нет, мне сперва в Воропаевске побывать надо, — -- вздохнул Венька. — Обязательно надо…

— Принцессу свою увидеть? — насмешливо покосился на него Голдаев.

— Ага…

— Тогда собирайся, — вдруг решил Голдаев и глубже нахлобучил шапку.

— Ккуда?

— Если мне интуиция не изменяет, отсюда до Корсукара километров десять. Дойдем помаленьку. А там на попутке — в Воропаевск махнешь.

— Ннет.

— Что — нет?

— Нельзя уходить, Роберт Петрович.

— Ты спутал, Веня, — улыбнулся Голдаев. — Оставаться нельзя. Иначе нам кранты.

— А машина? Ее занесет — потом днем с огнем не найдешь. Ведь машину на стройке ждут, у них каждый КрАЗ на счету.

— Ну, комсомолец, ну, мать твою! — Голдаев в сердцах ударил кулаком по колену. — Наблатыкался на собраниях языком молоть! Тебя самого так занесет — до весны откапывать будут!

— Ннет, я солярку жечь буду. Нас обязательно искать будут.

— Кому ты нужен? Перекрытие реки началось, понимаешь? Еще сутки про нас никто не вспомнит! — Голдаев начал терять терпение.

— Н ни чего подобного. Я уверен, нас уже ищут. — У тщедушного Веньки оказалось каменное упорство.

— Пошли, я кому сказал?! — рявкнул Голдаев. — Или силой поволоку!

— Силой не имеете права

— Пойми, урод моральный, если нас и будут искать, то на трассе! — заорал Голдаев. — Ведь никто не знает, что я на Корсукар свернул!

— Все равно бросать машину не имеем права.

— Ты нарочно, да? Нервы мне потрепать захотелось, да? — Он схватил Веньку за куртку, рванул с сиденья. Но тот вцепился в спинку как клещ — не оторвать.

— Вам надо — вы и идите! А я останусь!

— Заче-ем?!

— Буду ребят ждать.

— Каких ребят, кретин?!

— Спасателей.

— Не будет никаких спасателей, пойми, не будет!

— А чего вы так кричите? — Венька спокойно посмотрел ему в глаза, мутные от бешенства. — Я ведь вас не держу. Идите.

— Чтобы потом на всех трассах говорили, что я теОя на верную смерть оставил, да?!

— Плохой славы боитесь, Роберт Петрович? — Венька с трудом улыбнулся закоченевшими губами. — А вы, оказывается, трус, Роберт Петрович.

Голдаев распахнул дверцу, рывком выдернул Веньку из кабины и тяжело ударил его кулаком в челюсть. Венька без звука повалился в снег и долго лежал неподвижно. Голдаев склонился над ним. Глаза у Веньки были закрыты, из угла рта вытекла и замерзла тонкая струйка крови. Голдаев приподнял его за отвороты куртки, посадил. Нашарил на снегу шапку, нахлобучил ему на голову. Венька открыл глаза, вздохнул, помотал головой, приходя в себя.